— Давай спишем это на осенний авитаминоз.

— Купить тебе «ВитаМишек» с облепихой?

— Очень смешно.

Отвернувшись, Камиль велит водителю везти нас в город. Мне становится только хуже. Уже рукой зажимаю рот, что наконец заставляет Камиля вывести меня на свежий воздух.

Я опираюсь о капот, дыша полной грудью. Голова перестает кружиться, но ног почти не чувствую. Камиль кивает на круглосуточную аптеку и командует:

— Стой здесь!

Как будто я в состоянии куда-то бежать! Стою. Конечно, покорно стою и жду, пока он вернется с маленьким пакетиком.

— Ты серьезно? — усмехаюсь я. — Мне не помогут витамины. Причина моего недомогания в тебе! — Тыкаю пальцем в его грудь, а он достает из пакетика три тест-полоски, веером раскрыв их передо мной.

— Вряд ли во мне, — отвечает, сверля меня своими бездонными глазами-воронками. — Этот сюрприз тебе мог достаться только от «Олега».

14. Глава 13. Незаживающие раны

Камиль

Медсестричка старается не подавать вида, но я вижу, как она нервничает. Губы поджимаются, пальцы подрагивают, моргает часто, пока мы едем домой. А потом, не разуваясь, бежит в ванную.

Заваливаюсь в кресло и включаю телек, чтобы отвлечься. Не получается. Слишком болезненна для меня тема беременности. И что я буду делать с ней, если тест нарисует нам две полоски? Тащить на себе ее спиногрыза? Вот что бывает, когда проявляешь инициативу на работе. А грохнул бы ее — и сейчас не пришлось бы дергаться.

Жизнерадостная реклама детских подгузников тянет мою руку к пульту. Вырубаю телек и сижу в полной темноте, невольно вспомнив, с каким мальчишеским трепетом держал в руках снимок УЗИ, а Ермакова объясняла мне, где тельце и головка малыша.

Все рассыпалось, превратилось в пепел. Я поклялся самому себе, что отныне никогда не позволю себе такую вольность, как любовь. Она — самое беспощадное чувство в мире. Испивает тебя до дна, иссушает, замораживает. Ты падаешь в бездну, погружаешься во тьму. Только потому, что однажды полюбил.

С силой потираю лицо и ударяю себя по щекам. Нельзя раскисать!

Поднимаю себя с кресла и тащусь к ванной. Стучусь в дверь с прямым вопросом:

— Ты там уснула?

— На это требуется немного времени, — отвечает медсестричка.

— Надеюсь, у тебя есть знакомый гинеколог, который быстро уладит этот вопрос. Аборт вроде бы безвреден на ранних сроках.

Секундная тишина — и дверь распахивается. Медсестричка смотрит на меня с той же решительностью, с какой смотрела, когда отказывалась пить яд.

— Аборт на любом сроке вреден.

— Только не говори, что хочешь растить отпрыска Глеба.

— Отпрыска? — кривит она губы. — Ты Артура так же называешь?

Смело! Точно в цель попадает. Конечно, я люблю этого пацана. Хоть он и похож на Глеба внешне, а по характеру — мелкий дядька Роман. Наверное, потому что брат его воспитывает.

— Это ребенок, Камиль. Чей бы он ни был, он невинный ребенок. И потом: мое интересное положение пока под большим вопросом. К твоему сведению, мне не пятнадцать. Я знаю о контрацептивах и отлично ими пользуюсь!

— В том-то и дело, что это ребенок. А не кукла. Как ты собираешься растить его при дыхании Адель в затылок?

— А это тебя не касается. Впрочем, не касалось бы, даже если бы он был твоим! — Она снова скрывается за дверью и щелкает замком.

Вот мерзавка! Ни хрена не боится в своих выражениях.

Я иду на кухню, открываю воду и засовываю голову под кран. Мне срочно надо охладиться, пока я не натворил того, о чем пожалею. Иначе сегодняшняя ночь может очень плохо кончиться для медсестрички, для меня и для Ермаковой.

«…— А пол?

— Еще слишком рано, пупсик, — хихикает Римма, прижимаясь к моей груди. — Но я не сомневаюсь, что у тебя будет сын…»