— Слава хотя бы хорошо воспитан.

— Ну ещё бы! Не чета нашим голодранцам. А ты возьми спроси своего Славика, почему он не знакомит тебя с друзьями? Или сама стесняешься светить перед ними обновками из базарной коллекции Луи Моветтон? Если учишь других, так начинай с себя! Эгоистка и чёрствая зануда, — срывается на крик сестра.

Со вздохом завершаю звонок. Так хочется тоже крикнуть, кто из нас эгоистка, но я понимаю, что Соня меня сейчас не услышит. Это возраст такой. Она хочет внимания мальчиков, хочет веселиться. Что бы я сейчас ни говорила, сестра всё воспримет в штыки и продолжит рваться куда-то в вечерние улицы и проблемы.

Последняя неделя выдалась трудной. Мне пришлось искать дополнительный заработок. Когда отец спустил на коньяк всю получку, вопрос встал ребром, без возможности выбора других вариантов. Так я уже несколько дней учусь обращаться с подносом. Удобно и то, что бар недалеко от дома, а работать в нём можно не только в будни, но и по выходным, не пропуская хотя бы часть занятий.

Первый месяц, конечно, испытательный, зато чаевые мои. Хоть Славку поздравлю не с пустыми руками. Да и работа нехитрая. Всем улыбайся, правильно обслуживай, молчи, если хамят, бегай, подавай блюда, вовремя реагируй, если столику чего-то нужно, вовремя со столика убирай. Но тяжело физически и морально. Тёмные круги уже проступают под глазами, а волосы к вечеру пропитались запахом сигарет.

Яростно затираю едва заметное пятнышко на рукаве блузы, стараясь не вспоминать обидные фразы. Я отчасти понимаю негодование Сони. Сестра на два года осталась предоставленной сама себе. А теперь снова нужно перед кем-то отчитываться.

Она считает, что я перевелась, чтоб быть поближе к Славе. Думает, это жажда красивой жизни заставила меня отказаться от занятий с именитыми профессорами в пользу скромных возможностей местного университета. А ведь я думала только о ней. Когда Сонька проговорилась, что отец спивается, секунды не сомневалась. Я нужна ей, пусть даже сестра думает иначе.

— Не считай ворон, Савельева. За твоим столиком посетитель, — подсказывает шёпотом администратор. Почему-то в её тоне мне мерещатся едкие нотки зависти.

Бросаю быстрый взгляд в зеркало и выхожу в зал, цокая высокими каблуками по направлению к угловому столику. Вероятность встретить в этой забегаловке Злобина настолько ничтожна, что от неожиданности роняю себе под ноги ручку и блокнот.

— Мне доложили, что ты договорилась с напарницей о подмене. Куда-то торопишься вечером? — заговаривает Вадим с ленцой. Можно подумать, он не догадывается куда! — Кстати, добрый день.

— Обалдеть, каким «добрым» он стал только что, — выцеживаю тихо, стараясь не показывать смятения.

Слава, в отличие от брата, не сноб. Ему всегда было всё равно, во что я одета, какого качества кофе ему налили и сколько лет колченогому табурету на моей кухне. А весь мир пытается нас убедить, что это неправильно. Я ведь потому и уехала, устала доказывать всем обратное. О чём говорить, если даже родная сестра меня осуждает.

Ещё удивительнее то, что Вадим поднимается со стула, чтобы помочь мне и, выпрямившись первым, галантно подаёт блокнот, глядя на меня с высоты немалого роста.

«С высоты птичьего помёта», — острит расшатанная психика.

А потом как-то резко становится не до острот. У меня вся кровь к лицу приливает, когда он переводит взгляд на мои губы и ниже — в вырез блузки, даже сглатывает...

Я резко поднимаюсь на ноги, одёргиваю жакет и хватаю край блокнота, который мне отчего-то не спешат отдавать. Кажется, смена обещает быть адской.

— Скажу по секрету, ты слегка заблудился. Элитный ресторан тремя улицами выше.