А вот Нору нет. Она рухнула на колени перед несносным типчиком и принялась обтирать ему лицо мокрой тряпицей.

– Это я виновата! – всхлипнула она. – Вот зачем, зачем я ударила его? Да еще в раненую голову. О, милостивый Сеятель, теперь из-за меня он умрет от воспаления головы!

– Вы оба больны на всю голову, – вспылила я. – Затрещина – это твой единственный правильный поступок. Нечего было в нашу келью лезть и руки распускать.

– С чего ты взяла, что он руки распускал? Он просто не хотел упасть. Ослаб, вот и держался за меня. А потом, мне было совсем-совсем не больно. Даже приятно.

– Ты про поцелуй?

Подруга зарделась и невольно провела по губам.

– Ну, поцеловал. Не казнить же его за это? Посмотри, – она нежно освободила его лицо от слипшихся прядей. – Он же на ангела похож!

– Вот и давай отправим этого ангелочка туда, где ему место, – буркнула я. – Чтобы сам не мучился и другим проблем не создавал.

И вдруг поняла – а мне нравится эта идея! А что? Он и так уже на ладан дышит. Если подушку к лицу приложить да надавить посильнее… Я явственно представила себе, как сестра Пира влетает в наш учебный класс. Вся красная, с засученными по локоть рукавами и пучком розог в мужеподобной руке. «Мадемуазель Волковская, не могли бы вы объяснить, что на вашей кровати делает мужчина? Мадемуазель Савойская, вас мне тоже очень интересно послушать!» Мы со своих мест тихонько так поднимаемся, капюшоны пониже опускаем и начинаем поскуливать на тему: «Знать не знаем, ведать не ведаем. Уходили – никого в келье не было. Не виноватые мы. Он сам пришел». И тогда наша классная дама сестра Агнесс вмешивается (она нас всегда защищает): «Оставь, Пира, девочек в покое. Не видишь разве…»

– Да как ты могла даже подумать такое?! – взвилась подруга. В этом негодовании все черновые наброски нашего будущего спасения сгорели как сухая труха. – Он ведь кому-то брат или сын…

– Или муж, – поддела подругу раздосадованная я.

Но Нора не обратила на подковырку внимания. Вновь склонилась над шалопаем. И ведь нет, чтобы просто очередной раз увлажнить лицо. Надо елозить мокрой тряпкой по щекам и шее, испуская при этом томные вздохи. Я почувствовала, что меня сейчас стошнит, и отвернулась. И почти сразу услышала стон:

– Пить…

– Лира, чего застыла! – встрепенулась подруга. Она приподняла парня и села на кровать, устраивая на своей груди его голову. – Не слышишь, он пить хочет?

Скрипнув зубами, я плеснула в кружку остатки воды из кувшина и приблизилась к полоумной подруге с ее недобитым ангелом. Тот сделал несколько жадных глотков, а потом художественно обмяк. Только теперь это был не обморок. Дыхание выровнялось, и мышцы на лице расслабились. Наш ангел пожелал задержаться на грешной земле, чтобы малость вздремнуть.

– Ты выживешь. Увидишь. Обязательно выживешь! – выдохнула Нора, судорожно прижимая к себе парня.

Да так сильно сжала, что на мгновение в душе вспыхнула надежда – сейчас придушит. Не придушила. Когда парень протестующее хрюкнул, поспешила уложить хворого на подушку и заняла недавно покинутый пост у изголовья кровати, вновь бухнувшись на колени.

Уж не знаю, чего она так уперлась в спасение этого оболтуса? Обхаживая его, подруга подкладывала всем нам большую свинью. Так парень бы просто умер, не приходя в сознание. А вот если выживет… Несанкционированное проникновение в Институт – это гарантированная дыба! Что же касается нас с Норой – вряд ли мы в этот раз отделаемся жесткой поркой. Чем я больше размышляла, тем отчетливей осознавала это. Как только парень проговорится (а дыба очень многих делает болтливыми), каким образом он проник в келью, отцам-инквизиторам не составит труда выяснить все обстоятельства этого дела. И связать с пропажей Зверя. И тогда…