Кристиан сделал еще пару шагов и замер: сзади девушку догнал мужчина в медицинской одежде и, тронув за плечо, остановил, с силой развернул к себе, интимно склонился ближе.

«Так…» – актер закусил слизистую щеки и быстро пошел вперед.

Глава 4. Привязываться можно тогда, когда умеешь отвязываться (с) Н.И.Козлов

Но на его глазах Сунери мягко высвободилась из объятий, улыбнулась и, приняв почти силой вложенный ей в руки небольшой предмет, снова зашагала к дверям, провожаемая долгим взглядом красивого медика.

Кристиан распахнул дверь перед девушкой и внимательно уставился на нее:

– Как дела у томографа? – с какой-то странной для себя самого интонацией спросил он.

Дарем прошла мимо, не поднимая лица. Не отвечая, быстро направилась в сторону, к урне, на ходу доставая из сумки пачку сигарет и закуривая. Блэр медленно выпустил дверь, подарив замершему в холле погрустневшему красавчику многозначительный взгляд, направился за девушкой, разводя руки с зажатыми в них пустыми стаканчиками и нарочно дурацким акцентом повторяя вопрос на русском:

– У твоя томографа как поживают?

– «Томографа» нормально… – бросила ему глухим голосом замершая у урны Сунери.

– Знакомый твой? – актер подошел ближе.

– Угу, – кивнула доктор и снова отвернулась.

– Тебя прямо не заткнуть, ты охолонись, я не поспеваю за рассказом! – Кристиан почему-то начал злиться: резкая смена настроения девушки всегда и неизбежно вела к смене и его настроя.

– Да рассказывать нечего, – Дарем, зажав сигарету зубами, свернула небольшой пакет, врученный ей красавцем-врачом, и с силой швырнула его в урну.

Блэр приподнял брови, посмотрел на стоящую к нему спиной девушку и, шагнув вперед, бросил поверх пакета свой мусор.

– Чего глаза прячешь? Нашкодила где, а я не вижу? – он улыбнулся и приобнял ее за плечи, чтобы развернуть к себе.

– Опоздаем… – глухо ответила врач, мягко вывернулась из его рук, бросив окурок в один из его стаканов, быстро направилась к машине.


Всю дорогу они молчали, доктор разглядывала город в свое окно, Кристиан за пятнадцать минут пути до студии успел озвереть до состояния раненого носорога.

Первые три часа съемок Сунери провела в своем привычном уголке, все так же вычеркивая и правя что-то в большой черной папке с бумагами, каждые двадцать минут выходя на перекур.

Атмосфера на площадке стояла до неприличия странная: какой-то тоски, тревоги и злости. И сглаживать ее никто то ли не хотел, то ли попросту не мог.

Потом Дарем вообще исчезла на час, за который Блэр успел рассечь себе предплечье и залить кровью и площадку, и обалдевающего от происходящего Гранта.


Когда она вернулась в павильон, Кристиан сидел на ее месте, опустив руки на колени, склонив голову. На безопасном расстоянии столпилась съемочная группа и тихо что-то обсуждала, поглядывая на актера.

Доктор молча подошла к Блэру, присела у его ног и, закусив губу, закатала окровавленный рукав кверху, обнажив глубокий порез:

– Плохое утро, – она легонько коснулась пальчиками краев раны.

– Плохой день, – Кристиан поднял голову и посмотрел на девушку.

– До омерзения жуткий год, – Сунери отняла серо-зеленый взгляд от пореза и, скользнув им по уставшему лицу над собою, улыбнулась.

Мужчина заглянул в измученные, покрасневшие глаза девушки и тоже едва заметно улыбнулся:

– Залечишь мои раны?

– Иначе зачем я нужна? – врач потянулась к своей сумке и быстро выудила из нее все необходимое.

Через пятнадцать минут она собрала окровавленные салфетки, ватные шарики и встала перед актером:

– Пойдем перекурим, я тебе кофе принесла, но остыл…

– Он настолько мерзкий, что даже это его уже не испортит, – Кристиан встал и принял из рук девушки стаканчик, – пойдем. Иначе я рехнусь.