– Это хоть смоется?!!

– Это, к сожалению, смоется, – он устало начал стягивать с себя куртку. – Это со всех рано или поздно смывается…

– Где Сунери? – Блэр к концу следующего съемочного дня подошел к Гранту.

– Не знаю… – расстроенно развел руками Кристофер, – мы договорились на девять утра…

– Штука такая есть, – заговорщицки страшным шепотом начал актер, беспокойно оглядываясь по сторонам, – сотовая связь называется… Сейчас я тебе расскажу, только ты никому не растрепи… Сложно, конечно, но ты мужик неглупый. Это один из видов мобильной радиосвязи. Суть в том, что общая зона покрытия делится на ячейки, определяющиеся зонами покрытия отдельных базовых станций…

– Да Господи, ну что ты за нудь такая!!! – взвыл режиссер. – Звонил я ей: «абонент не абонент»!

Блэр нахмурился:

– Номер давай.

Набрав доктора, он внимательно выслушал, что абонента и впрямь в зоне доступа нет, и что никто не в курсе, когда он появится, и что звонящему можно с чистой совестью идти в пешее эротическое. Кристиан нахмурился еще сильнее:

– Где живет?

– Не знаю, у нас в договоре только бостонский ее адрес, – Грант расстроился окончательно. – Ну, может, забыла. Может, завтра явится, еще ржать над нами будет.

– Все самому делать приходится, что за жизнь?! – Блэр набрал другой номер и отошел от Кристофера. – Привет друг! Сколько зим… Э-э-э… Сколько зим! – рассмеялся он в трубку. – Слушай, мне помощь нужна, ты же и не такое можешь. Найди мне адрес человечка?

Сунери проснулась, когда на улице уже стемнело. С трудом разлепив веки, посмотрела в окно, случайно скользнула взглядом по фонарю во дворике и тихонько взвыла: даже тусклый свет причинял жуткие страдания… Кое-как перевернувшись в постели, девушка глянула на часы и зажмурилась: она не опоздала на съемки – она их начисто пропустила, а ведь обещала приехать к девяти утра! А сейчас девять вечера…

Что с нею было девятнадцать часов назад, после того, как бедняга, почувствовав себя плохо, отперла дверь, ввалилась в дом и рухнула на кровать, сказать бы доктор не смогла. Голова раскалывалась надвое, кружилась, перед глазами стояла какая-то поблескивающая звездами темнота, сильно тошнило.

– Гос-с-с-споди… – простонала-прошептала девушка и приподнялась в постели, удерживая руками голову, на глаза наворачивались беспомощные слезы, к горлу подкатывался комок.

Посидев так минут пять, доктор все же собралась с силами и аккуратно, стараясь не совершать резких движений, поднялась и подошла к аптечке, в темноте вскрыла две ампулы, набрала шприцы и сделала себе инъекции. Но тошнота все же взяла над нею верх, и девушка, зажимая рот рукою, бросилась в ванну. Через пятнадцать минут уколы все же подействовали, вымокшая, вымотанная, едва не умирающая Сунери с красными от слез глазами, в распахнутом халате, под которым было только нижнее белье, выползла, пошатываясь, из ванной, придерживаясь рукою за стену, опустилась на пол в коридоре и, закрыв ладонями лицо, тихо заплакала.

Не стоило приезжать. Глупый, бессмысленный поступок, который не приведет ни к чему хорошему. Это было понятно с самого начала… Но ты ведь хотела увидеть его, хотела узнать, не ошиблась ли ты в нем, таков ли он, каким ты чувствовала его, хотела пройти по краю его жизни, хотела запомнить его…  Увидела? Узнала? Запомнила? Так что ж не соберешь два своих чемодана, не вернешься назад? Не мо-о-ожешь… Слабая. Ждешь, когда он сам тебя вычеркнет из своей жизни. Или когда все закончится еще логичнее…

Сунери улыбнулась сквозь слезы.

В любом случае, иной дороги уже нет. Пусть будет так. Ведь желать больше нечего… Что терять, кроме гордости? А зачем она мне? Я ни на что не рассчитываю и ни о чем не мечтаю. Слишком сильно люблю, слишком уважаю его, чтобы вот так взять и нарушить его спокойствие, посягнуть на его мир. Он дал мне так много! Сколько улыбок, сколько гнева, сколько тихих, важных разговоров о жизни, сколько ободряющих слов, сколько подколов! Сколько своего драгоценного времени… И, доверчивую, опоил самым сильным ядом – желанием жить…