Над больничной кроватью умирающего ребенка нависла мать. Покрасневшие глаза истекали слезами. Губы матери еле шевелились.

– Алиса, не умирай – шептала она.

Маленькая девочка лежала неподвижно, не произнося ни слова. К ее руке тянулась бесцветная трубка катетера. Лечебная жидкость побулькивала в капельнице, стекая к запястью ребенка. Повсюду в палате стояли аппараты жизнеобеспечения. Отвислый экран монитора отображал пульс и частоту дыхания.

Белая дверь открылась и в палату вошла женщина. Это была полная дама в летах. Черты ее лица выявляли родство со всеми присутствующими.

– Марина, ну как?

– Состояние стабильно критичное – ответила Марина и, не в силах держаться, заплакала.

– Ну, ну, ну – сказала женщина, обнимая Марину – мы же Зайцевы, мы и не через такое проходили. Ее дед, твой отец, царствие ему небесное, всю войну прошел. Весь его отряд убили, он один остался, через самое пекло прошел, а все равно домой живым вернулся. И мы через это пройдем.

– Мама, это не война! Это другое! – взахлеб зарыдала Марина.

– Ну, ну, ну – утешала ее мама – А что там врачи говорят?

– Состояние не меняется. Сегодня с утра взяли анализы крови. Доктор уже скоро должен подойти с результатами.

– Может снадобья помогут, отвары там какие? Вот наши предки, польские крестьяне, веками на природе жили и никогда не болели.

– Мама, это не поможет – сказала Марина с умолканием, и в словах ее почувствовалось сразу три оттенка. Во – первых, то, что она только что услышала глупость, во-вторых, понимание того, что мать хотела как лучше, и в-третьих, горечь неизбежной утраты.

– Тогда, будем ждать доктора – ответила женщина и затихла.

В палате воцарилось молчание. Три поколения женщин одной семьи замерли в ожидании и внимали тишине. Одна была пожилая, вторая – зрелая, третья – совсем еще маленькая девочка. И кто бы мог подумать, что первой из них было суждено умереть именно этой крохе?

Смерть смотрела на всю эту картину безучастно, никаких сожалений не испытывая. Да и какие могут быть сожаления? Все равны перед смертью, не зависимо от возраста. Если этому ребенку суждено умереть именно сегодня, значит именно сегодня смерть заберет ее жизнь.

– Кто знает сколько ей осталось? – отрешенно спросила Марина.

Смерть знает. Этому ребенку осталось пол минуты. Через 30 секунд девочка умрет.

– Я бы сейчас все на свете отдала, чтобы поменяться с ней местами.

– Я знаю, Марина, я бы тоже все отдала. Лучше бы я была на ее месте.

Осталось 20 секунд.

– Я даже не представляю, что я буду делать без нее…

10 секунд.

9.

8.

7.

6.

5.

4.

3.

2.

1.

Все.

Картина жизни этого ребенка окончена. Она прожила недолгую жизнь, полную болезней и страданий, и вот, наконец, эта девочка… продолжает дышать!

Что?!

Как она может продолжать дышать? Она же мертва! Или нет?

Постойте, погодите. Нет, все верно. Сегодня, сейчас, в этой самой больнице в этой самой палате на этой самой постели она должна умереть. Как такое может быть? У смерти не бывает осечек. Смерть никогда не ошибается. Кто – нибудь вообще скажет, что тут происходит?

– Эта девочка умрет не сегодня.

Возле окна, на месте откуда была произнесена эта фраза стоял субъект. Тот самый субъект с блаженным лицом. В его взгляде по-прежнему ничего не читалось.

– Простите, но что значит умрет не сегодня?

– Дело в том, что судьба этой девочки была изменена.

Изменена судьба? Это вообще возможно? Субъект явно многое не договаривает.

– Вы ведь понимаете, что я – смерть. Моя работа заключается в том, чтобы приходить, когда заканчивается жизнь. В определенное место, в определенное время. И именно сейчас, и именно здесь этот ребенок должен был умереть.