Я выхожу из дома, запираю за собой дверь и обозреваю улицу. Все спокойно. Я иду по мощеной подъездной дорожке и замечаю мужчину. С кружкой в руке он сидит на крыльце дома из серого кирпича, расположенного прямо напротив нашего. Крыльцо узкое, как у всех домов в этом квартале. Там нет места даже для стола. Просто белый пластиковый крутящийся стул справа от коричневой входной двери.

Он неотрывно на меня смотрит. Я изучаю его: худое, вытянутое лицо изможденного вида; тонкие волосы соломенного оттенка; острые узловатые колени, выпячивающиеся под рыжевато-коричневыми штанами. Мог ли он установить камеры у нас в доме? Это смешно, и я снова ловлю себя на том, что поддаюсь мною же раздутой панике.

Надо подойти и представиться, как полагается нормальной соседке, но я не чувствую в себе желания. Да и взгляд у него не очень-то дружелюбный. Поэтому я направляюсь в конец Сиреневой аллеи, потом возвращаюсь назад. Он по-прежнему на меня смотрит. Проигнорировав его, я поворачиваю налево к витиеватой вывеске, гласящей: «Добро пожаловать в Блоссом-Корт – ваш район».

Плотные серые тучи грозят разразиться дождем. Я совсем не знаю Торонто. Мы находимся далеко от центра города, и здесь нет захватывающих дух видов на горные хребты, океан или реку. Только другие люди по соседству, что может таить в себе опасность еще большую, чем та, от которой мы уехали.

Вся взмокшая и взвинченная, сорока́ минутами позже я добираюсь до магазина. Там под люминесцентными лампами при виде знакомой витрины я успокаиваюсь и направляюсь в отдел товаров для безопасности дома. Сердцебиение снова учащается, когда я прохожу мимо отдела фототоваров с «Никонами», «Лейками», штативами и экспонометрами. Но я не останавливаюсь. Я бросила свое занятие фотографией, потому что оно не шло на пользу ни мне, ни семье. Как бы это ни было больно, я выбрала Дэниела и Джейкоба.

Мне на глаза попадаются лампочки, которые на самом деле представляют собой беспроводные камеры видеонаблюдения. Беру одну в руки, испытывая при этом чувство вины, которое появляется всякий раз, когда я трачу деньги. Это результат того, что я выросла бок о бок с просроченными счетами на оплату отопления и уведомлениями о выселении.

– Вам помочь? – слышу я голос.

Быстро обернувшись, я вижу парня чуть за двадцать с мужским японским пучком в форменной синей футболке магазина.

– Да. Как вот эти, хорошие? – Я показываю на видеокамеры в виде лампочек.

– В зависимости от того, как вы собираетесь их использовать.

– Просто для безопасности вокруг дома.

– Только снаружи?

Не знаю. Как далеко я готова зайти? Кто-то пытается меня запугать, но я отказываюсь становиться пленницей в собственном доме с постоянно направленным на нас глазком видеокамеры. Дэниел и Джейкоб имеют право на частную жизнь, даже если этого права нет у меня.

Я не перестала подглядывать за Холли после той первой ночи в лесу рядом с террасой. Вовсе нет. Это превратилось практически в ночную привычку. Я ждала, пока Дэниел точно уснет, если он вообще находился в этот час дома, ибо он частенько проводил время с членами клуба «Каньон», внезапно ставшими его друзьями. Потом потихоньку шла к заднему выходу и, затаив дыхание, открывала раздвижную дверь к бассейну. На шее у меня болтался фотоаппарат, на ногах надеты беговые кроссовки с хорошим протектором, чтобы не убиться, соскользнув со скалы.

Те фотографии были искусством, ни в коей мере не скабрезные, однако вызывающие. Мои снимки Холли с мужчиной через окно ее дома. Или мужчинами. Я ведь не знаю наверняка, был ли это один и тот же или их было больше. Мои снимки получились красивыми отчасти благодаря своей утонченности и едва уловимым очертаниям. Они были неочевидной, интригующей историей, которую зритель пытается прочитать, глядя на изображение в кадре. Кого бы ни приводила Холли к себе в спальню, я прекрасно понимаю, что это делалось втайне. Если Джон с Лизетт и находились дома, то либо ничего не знали, либо им было наплевать.