Макс поздоровел. Его уже нельзя было назвать тощим. Он сменил длинные волосы на строгую причёску бизнесмена, драные джинсы на классические шорты. В ушах уже не блестели серёжки пирсинга. Только один маленький бриллиант пускал иногда светлый луч. 

    У Блонди исчез хвост. На его месте красовался короткий ежик. В сочетании с модной трехдневной щетиной его прическа выглядела стильной. 

    Маша, казалось, стала ещё выше. Что-то изменилось в ее лице. Я нахмурился. Точно! Брови разлетались на лбу, как два идеальных крыла, губы стали заметно пухлее, а грудь больше. Жертва пластической хирургии. И уже Маша походила на ту резиновую куклу, которую я когда-то поцеловал на спор в холле университета. 

    Друзья остановились у распахнутых дверей, на секунду замерли, а потом увидели меня и закричали:

    — Антоха! Привет! — кинулся Макс.

    — Бро! Как ты? Выглядишь молодцом! — вторил ему Блонди, хлопая меня по плечу.

    — Антошечка, — наклонилась за поцелуем Маша. Для этого ей пришлось сложиться чуть ли не напополам. — Я так соскучилась, — томно пропела она прямо мне в ухо.

    — Ты теперь на этой штуке рассекаешь? — Макс обошёл вокруг кресла. — Классно!

    — А экзоскелет не пробовали? — вставил своё Пашка.

    После первого порыва радости в его глазах заплескалась тревога. Я искренне был тронут. И чего, дурак, от друзей прятался!

    — Нет, — раздался сзади голос мамы. — Экзоскелет — это крайняя мера. Пока у нас есть ещё надежда, что Антон полностью восстановится.

    — Правда! — Маша захлопала в ладоши. — Это так здорово! 

    — Ребята, проходите в дом. Я уже накрыла стол.

    Мы шумной толпой направились к крыльцу. Макс и Пашка кинулись ко мне, желая помочь, но я гордо нажал на рукоятку Меуры, она заурчала и как настоящий вездеход заехала по пандусу.

    — Класс! Вот это зверь! — восхищался Макс. — Антоха, дай покататься! 

    — Мальчики, что вы как маленькие! — капризно надула губки Маша. — Антону кресло нужно для дела, а вам для баловства.

    Максим смутился, а я разозлился. На какой-то призрачный момент я почувствовал себя здоровым и бодрым, будто не было пяти лет страдания и боли. 

    — Обязательно дам. А сам пересяду временно на другое. У меня целый гараж этих друзей, — весело ответил я и похлопал Меуру по колесу.

    Мы ужинали, болтали. Макс рассказывал, что теперь работает в отцовской фирме. Пашка стал одним из директоров холдинга и постепенно забирал управление в свои руки. Его родители перебрались в Майами, и отец все больше отходил от дел. И вообще, я его не узнавал. Он совершенно не походил на того злого и вредного Блонди, которым был в универе. Его даже детским прозвищем теперь стыдно было называть.

    Сейчас передо мной сидел грустный человек с тёплыми карими глазами. Он иногда поглядывал на Машу, но по-прежнему держался в стороне. 

    Машка села за стол рядом. Она подкладывала мне на тарелку лакомые кусочки и все время норовила что-то засунуть мне в рот. Я разозлился.

    — Машка! У меня проблема с ногами. Есть я вполне могу сам. 

    — Но твоя рука..., — она скосила глаза на левую кисть, безвольно лежавшую на коленях.

    — Она работает. Смотри!

    Я демонстративно переложил вилку в левую руку, наколол огурец и сунул его в рот.

    — А мне показалось...

    —Когда кажется, креститься надо, — засмеялся Макс, но посмотрел на хмурого Блонди и осекся. — Ладно, я не хотел никого обидеть.

    — Машенька, помоги мне, — позвала мама.

    — Уф! Наконец женщины оставили нас одних, — засмеялся папа. — Давайте переберёмся на веранду. Здесь, у моря, просто потрясающие ночи. Вчера Антон даже падающие звезды видел и желание загадал.