Соня нервно поправляет сумку, отчего у нее тренч сползает с другого плеча. Она рывком его возвращает на место, и сумка опять съезжает. Да нахер она его вообще напялила? Сегодня весна реально вспомнила, что уже май. Ах да, модная многослойность…
За Сонькиной спиной какая-то краля привлекает мое внимание, она подносит к уху руку в жесте «позвони мне» и языком натягивает щеку изнутри.
Это, блядь, что еще за соска?
С трудом припоминаю, что я ее драл в прошлом году в туалете ресторана «Мирабель», за что она потом получила брендовые туфельки. Видать, хорошо обслужила, но она совсем тупая?
Бросаю на нее такой взгляд, что девка мигом испаряется с горизонта.
А Соня все ковыряется со своим барахлом. Это уже похоже на спектакль.
Я понимаю, что она тянет время, чтобы взять себя в руки, но это не в моих интересах. Успокоившись, Жданова просто снова запустит режим «ничего не вижу, ничего не слышу, ты кто такой, мальчик».
– Ты долго еще? – у меня кончается терпение. Я подаю Соне руку, но она фыркает, не глядя на меня:
– Я сама!
И на первом же шагу спотыкается, поэтому я больше ничего не слушаю и, прихватив ее за шкирятник, тащу к пандусу.
Серьезно. На таких каблах на плиточной лестнице. Да у нее отсутсвует инстинкт самосохранения нахрен!
… Шестьдесят пять, шестьдесят четыре…
В сквере за главным корпусом, как назло движуха. Толпа студентиков во главе с очкастым бородачом шарахается по главной аллее. Походу, ботаников выпустили из их теплиц строгого содержания.
Приходится забраться глубоко, туда где стоит последняя лавочка, вся изрезанная и исписанная инициалами влюбленных долбоебов. Дальше уже только какой-то бурелом.
– Ну? – Сонька встает как вкопанная, давая понять, что форсировать кусты она не намерена.
– Гну. Послушай меня, Соня, – набрав в грудь побольше воздуха, начинаю я, но естественно меня перебивают:
– У меня все, похоже, выхода нет, – кривится она.
– Послушай меня, – с нажимом повторяю я. – Меня не устраивает то, что сейчас происходит…
И сам морщусь от пафоса собственных слов. Такие высокопарности гонят фальшак, и это не мое.
– А меня устраивает, – выставляет вперед подбородок Жданова. – И чьими интересами пожертвуем?
… Сорок девять, сорок восемь…
Да бля! Не помогает! Что за наезды?
– Ну давай! У тебя же кипит повидло? Вперед! Высказывайся! Ты поорешь, я извинюсь, и все будет как раньше!
– А не будет! – шипит Соня, внезапно переходя в наступление. В прямом смысле слова. С каждой фразой она подходит все ближе, будто думает, что с расстояния до меня не дойдет. – Не будет. Мы уже не такие как раньше. Понимаешь?
Как у нее все просто!
Если б я мог все оставить как есть, неужели я стал бы заниматься сраным выяснением отношений?
– Нет, Сонь, – засовываю руки в карманы, потому что слишком велик риск, что я дам им волю. – Мы с тобой поклялись, что будем друзьями навек. И ты решила соскочить? Так недорого твое слово?
Наводит взгляд-дуло на мое лицо, я физически ощущаю, что сейчас у меня на лбу мишень. Сонька заряжает:
– И это говоришь мне ты? Разве так ведут себя друзья? Твое поведение прям дружеское? – тройной выстрел.
– А что собственно произошло недружеского? Да еще и непоправимого?
Сонька всплескивает руками:
– У меня нет слов! – она отворачивается от меня, явно не желая больше меня слушать.
В один шаг нагоняю ее и, обхватив со спины, прижимаю к себе.
– Если ты про тот… поцелуй. Согласен. Я не должен был. У меня и в мыслях не было, – вру я. – Давай, я извинюсь. Я сожалею…
Сонька резво разворачивает в кольце моих рук.
Лицо бледное, в глазах горит чистая ненависть:
– Сожалеешь?