– Ма-а-ам! – уносится жаловаться на меня Ритка.

Пиздец, еще одна головная боль.

Надо все-таки перетереть с Каримовым. Он в своем уме и мою сестру не тронет. Но писюха задрала провоцировать его своими микроюбками и выкрутасами а-ля «Шерон Стоун».

Своих проблем хоть жопой жуй, и Ритка не угомонится никак.

– Рэм, – укоризненный голос мамы, появившейся в дверях кухни, призван меня пристыдить. – Зачем ты говоришь ей гадости?

– Я ей не гадости говорю, а правду, – огрызаюсь я. – А ты ей потакаешь. Видела, как она размалевалась?

– Нормальный макияж. Сейчас все так красятся. Ей восемнадцать, а не десять.

– Это не повод бегать за Каримовым, – не соглашаюсь я.

– Ты преувеличиваешь. Что? Ревнуешь, что ты больше не самый крутой в ее мирке? А если она замуж выйдет?

– Я? – вылупляюсь на маму. – Я бы и рад ее сплавить! Вот к тридцати и найдем ей мужа, а пока нечего… Что смешного?

– Она без тебя справится, – мама откровенно угарает, а я не могу понять причин ее веселья. Она, что, не в курсе, чем думают парни? – Просто оставь сестру в покое.

Мама уходит утешать соплежуйку, но я не проникаюсь ее философией. До Ритки я не достучусь, зато до Дана точно. Он ее за три квартала обходить будет.

Мысли сами собой возвращаются к Соне, иметь дело с которой еще сложнее, чем с сестрой. У мелкой право голоса только де-юре. Де-факто будет, как я скажу. А вот Соня…

Никаких рычагов воздействия на нее у меня нет.

Этот сраный шантаж – единственная зацепка, да и то хлипкая.

Я должен выжать все из этого, хотя пока оно играет против меня.

Блядь, как я так вляпался-то?

Достаю телефон.

«Во сколько первая пара?»

Прочитала и не отвечает. Ну вашу ж Машу!

«Молчание тебя не спасет».

«9:45».

Что мне подсказывает, что она врет. Лезу на сайт. Ну точно. Ей к восьми утра.

Значит приеду за ней в семь тридцать, но делиться с Соней этим не собираюсь. Мы слишком давно знакомы, чтобы я мог надеяться, что она не свинтит раньше времени, если ее предупредить.

Вспоминаю, каким взглядом Соня меня одарила на прощанье.

Ненавидит.

Сомнений нет.

Но это не повод шарахаться с удодами, ездить с ними в Москву и вообще не дает ей никакого права с ними целоваться! Мне нельзя, и им нехрен!

В глубине души, где-то очень глубоко, я догадываюсь, что моя позиция эгоистична, но это мелочи. С собой я как-нибудь договорюсь. Лишь бы не сорваться, как тогда в декабре.

Она была такая яркая, счастливая, ее глаза так горели предвкушением праздника, она хохотала абсолютно над всем, и у меня сорвало крышу.

Мне нет оправдания за тот поцелуй, и я попытался все спасти, но сделал только хуже. И наступил пиздец.

Вначале я думал, что проблема рассосется сама собой. Сонька остынет, простит. Все станет как прежде. А вот болт. И неделя за неделей я погружался на дно.

Любые попытки наладить контакт обрубались. Это же Соня. Она из тех, кто долго терпит, но стоит переступить грань, и тебя просто вычеркивают. У нее все по максимуму. Я перешагнул какую-то красную линию, и меня выпнули из ее жизни.

Я налажал. Готов был терпеть упреки и издевки, но меня отправили в игнор.

Это оказалось невыносимым.

А сегодня… эта ее выходка с сигаретой… Я больной недоумок. Это же Соня! Как можно ее хотеть? Подруга детства! Даже думать о том, как это вколачиваться в нее, – святотатство. Мечтать о том, как довести ее до страстных стонов, – кощунство.

Я был уверен, что переборю, но ни хуя.

Все становится только хуже.

Долбанный Валентинов день оказался самой большой ошибкой, которую я мог допустить.

12. Глава 12. Рэм

Еще раз посравшись с сестрой, я вытуриваю ее из ванной, в которой она тупо трындит по телефону с какой-то своей подружкой.