Но это же Сонька! Она пахнет чем-то родным, тем, без чего нормальной жизни как бы нет. А посмотришь… Чужая. Волосы отрезала.

Это был удар. Я тащился от ее волос. Даже косички научился заплетать, чтобы лишний раз потрогать.

А теперь я не могу оторвать взгляда от длинной шеи, беззащитного горла, представляя, как это будет, если Соня сядет сверху и запрокинет голову.

Блядь.

Давлю на тормоза, съезжаю на обочину и паркуюсь.

– Что? Все? – шипит Соня. – Отсюда мне пешком?

Зыркаю на нее.

Прямо сейчас я ее почти ненавижу, потому что мне приходит в голову убийственная мысль. А если она уже так на ком-то сидела? Могла за эти четыре месяца успеть? Раньше была нетронутой. Это точно. Я приглядывал. Как она в универ поступила, гонял от нее особо резвых, доходчиво объясняя, что она не девочка для развлечений.

Но, блядь, Соня…

– Перекур. Ты меня раздраконила, мне надо успокоиться.

– Тебе успокоиться? – заводится Соня.

Черт. Выхожу из машины, шарахнув дверью. Закуриваю, облокотившись на капот.

Глотаю сладковатый дымок и пытаюсь успокоиться.

Я чуть не спросил ее в лоб.

А если б она мне ответила?

Слышу хлопок дверцы и дергаюсь, а ну как заноза попрется через парк? Но нет. Какой-то инстинкт самосохранения у Сони все-таки есть. Она подходит ко мне и встает напротив, засунув руки в задние карманы джинсов и распахивая тем самым долбанный тренч.

Пиздец, даже в темноте вижу очертания фигуры.

И я сегодня ее трогал. Держал в руках. Ни хрена там не осталось от подруги детства. Это мокрая мечта. Запретная и недоступная.

Покачавшись на пятках, она резко наклоняется к моему лицу:

– Успокоился?

Я еле успеваю отвести в сторону руку с сигаретой.

Она вообще понимает, на что нарывается? Я с трудом сдерживаюсь и то, только потому, что не понимаю, чего мне больше хочется: выпороть, поцеловать или придушить.

Я бы ее придушил… Двигаясь в ней.

Блядь, зараза!

Ответить ей что-нибудь не могу, ибо Соня выкидывает финт из тех, на которые она горазда.

Наклонившись еще больше, она обхватывает губами сигарету и затягивается. Почти касается губами моих пальцев, и мир для меня выключают.

Твою мать! У меня встал.

Хорошо, что этого не видно.

А Сонька кашляет, как любой некурящий человек, и выдает:

– Херня это. Не успокаивает.

И уходит обратно в тачку, а смотрю на свою руку с зажатой между пальцами сигаретой и понимаю, что мне придется туго. Дружба будет адская.

Выдохнув, я выбрасываю бычок и сажусь за руль.

Мы едем в молчании. Сонька демонстративно отворачивается от меня, типа она что-то там в темноте за окном разглядывает, а я не доверяю себе.

Когда мы останавливаемся у ее подъезда, Соня выстреливает из машины, но я ее догоняю.

– Не надо меня провожать, – рубит она. – У нас консьерж, ты же знаешь.

– Стой, – хватаю за шкирку, потому что, если возьму за руку, шаткий самоконтроль полетит в бездну, а мы должны дружить. – Неужели ты думаешь, что сегодняшнее сойдет тебе с рук?

– Не много ли ты на себя берешь? – шкворчит она.

– В самый раз. Теперь от меня не на шаг. Сейчас ты пойдешь спать, а завтра с утра я за тобой заеду и расскажу тебе новые правила, по которым ты будешь жить. И ты будешь делать все, что я скажу. Ясно, Сонь?

Психанув, она отталкивает меня и скрывается за дверью, а я возвращаюсь в машину и все-таки с удовольствием бьюсь несколько раз об руль, пару раз нажав на клаксон.

Твою мать, что мне делать?

9. Глава 9. Соня

В лифте смотрю на свое отражение.

Глаза уже красные. Не буду плакать. Вот не стану. И так страшная. Представляю, как распухнет нос. Я и завтра буду похожа на упыря.

«Будешь делать все, что я скажу», – передразниваю Рэма. Бесчувственная скотина.