Спустя полчаса мы наконец-то вывалились из душного автобуса на свежий осенний воздух. Я жадно вдохнул его ртом и издал возглас облегчения. Мой взмокший джемпер неприятно прилип к спине. Я расстегнул куртку и потряс ею, впуская под одежду холодный ветерок.

– Заболеешь так, – заметила Катя, потянувшись за своим рюкзаком.

Я поднял его над ее головой. Он весил так, как будто она положила в него кирпичи. Катя опустила руки и, глядя себе под ноги, пробормотала:

– Спасибо.

– Чего встали в проходе! – пробурчала тучная женщина за нашими спинами.

Она оттолкнула нас и двинулась вперед. Катя покачнулась. Я сорвался с места и придержал ее за талию.

– Осторожнее, женщина! – громко произнес я, нахмурившись.

Она остановилась и развернулась, устремив свои злющие мелкие глазенки на меня.

– Это ты мне говоришь? – Она угрожающе сощурилась, поставив на асфальт тяжелые сумки.

– А кому же еще? Девушка из-за вас чуть не упала, – я кивнул в сторону застывшей под моей рукой Кати.

– А нечего ворон считать! Вы мне проход загораживали! – Я заметил, как из ее рта вылетела слюна и приземлилась недалеко от нас.

– Всегда можно вежливо попросить отойти, а не толкаться, – спокойно ответил я твердым голосом.

– Вот это молодежь пошла! Совсем не уважают старших! – вклинилась стоящая на остановке бабушка.

– Вот-вот! Мог бы пожилой женщине сумки предложить донести, а он пререкается! – подхватила другая.

– Мой муж говорит, что во всем должен быть порядок, но нашей молодежи это не свойственно!

Я вскипел. Бесполезно доказывать что-то людям, которые считают себя правыми во всем. Проще обвинять других во всех бедах, чем признавать свою ответственность за ситуацию.

– Пойдем, – шепнула Катя, потянув меня за рукав.

– С вас пример хамства берем! – бросил я напоследок, спровоцировав новый поток ругательств озверевших бабулек. – Старые ведьмы, – буркнул я, себе под нос.

Катя хихикнула и похлопала меня по плечу.

– Не злись на них. Они слабые, одинокие пожилые люди, которым нечем заняться, – мягко произнесла она.

– Ничего себе слабые! Ты чуть не упала! – возмутился я и только сейчас осознал, что не отпустил Катю.

Я убрал руку от ее талии и закинул рюкзак Кати на плечо. Напряжение между нами немного спало, и у меня появилась надежда на примирение.

Мы дошли до парка и выбрали свободную скамейку у озера. Сухие желтые листья, слетевшие с липы, плавали в мутной воде. В соседних кустах послышалось кваканье лягушек. Я вытащил из своего рюкзака тетрадь, вырвал из нее несколько листов и подстелил на влажную лапочку. Катя недоуменно посмотрела на меня.

– Тебе не жалко тетрадь?

Я пожал плечами.

– Нам же нужно как-то сесть.

Мимо нас пролетела мелкая птичка и обустроилась на высокой ветке липы.

Мне стало холодно. Я застегнул куртку и опустился на лавочку, сцепив пальцы в замок. Катя села рядом, не касаясь меня.

Я прочистил горло, оттягивая начало разговора. За нашими спинами послышалось воркование голубей. Отряд серых голодных птиц окружил лавочку.

– У меня есть семечки для птиц, – сказал я, играясь с замком своего рюкзака.

Катя слегка улыбнулась.

– А еще собачий корм, – добавил я. – Ну, он не для меня, хотя порой я, конечно, веду себя, как животное… для собак, которые живут возле кафе… ну, ты их видела… Может быть, здесь пробежит дворовый пес и тебе захочется его покормить… – Я провел рукой по волосам, мечтая провалиться сквозь землю.

Кажется, чтобы не ляпнуть глупость, мне вообще нужно молчать. Наверное, лучшим способом помириться с Катей будет купить скотч и заклеить себе рот.

– Доставай свои семечки, – рассмеялась Катя.

Я дрожащими руками расстегнул рюкзак. Там лежала туча всякой всячины: сигареты, упаковки собачьего корма, бутылка воды, таблетки для желудка, обезболивающее, носки, тетради, ручки. Пришлось выгрести все на лавочку, чтобы отыскать семечки. Катя принялась помогать мне: она осматривала каждый предмет и отдавала его мне, чтобы я вернул его в рюкзак.