Крестный не паникер. Если отправляет мне помощь, значит мы действительно попали в переделку.

– Одевайся, – шепчу Саманте одними губами.

Она послушно кивает. Тянется к шифоновому платью, которое я подарил накануне. По голубому полю разбросаны белые и розовые цветы. Наблюдаю, как тонкая ткань облаком падает на голое тело. И испытываю дикую досаду.

За каким хреном сюда принесло Николя и его чертову бабу? Другого места она не нашла, чтобы помереть?

– Это было убийство по неосторожности, – глухо признается мужик за стенкой.

– Да ну? – зло усмехается женщина. – Три ножевых?

И я словно наяву вижу ее кривую ухмылку.

В соседней комнате слышатся шаги. С грохотом падает что-то небольшое. Наверное, стул.

– Тихо. Тихо, малыш, – шепчу, обнимая Саманту. Целую предплечье, шею, ключицы. Отодвинув сторону край платья с запахом, прокладываю губами дорожку к груди. Захватываю в плен сосок. И тут же вжимаюсь в тело любовницы поплотнее.

– Ни слова, ни стона, девочка. Поняла? – отлипаю с трудом.

Наспех натянув штаны и рубашку, возвращаюсь к любовнице. Убираю с лица спутанные черные волосы. Веду ладонью по щеке. Девчонка лишь смотрит испуганно. Никак не поймет, что происходит. В шалых черных глазах сквозит испуг и изумление.

– За нами сейчас приедут, – успокаиваю, прижимаясь губами к виску.

И снова безотчетно прислушиваюсь. Теперь разговор переходит на личное.

– Я очень тебя прошу. Найди ее. Пожалуйста! – снова увещевает приглушенно.

– Кого? – уточняет Николя, теряя выдержку.

– Злату. Она осталась в России. Вывези ее. Помоги.

– Кто это вообще? – в голосе Николя появляются нетерпеливые сварливые нотки.

– Злата. Моя дочь. Она жила в Городе… С моей теткой…Та недавно умерла. И девочка совсем одна. Забери ее к себе, слышишь! Устрой…

– Только твоя? – рявкает мужик не сдерживаясь. – Говори. Сейчас же!

– Наша, – выдавливает из себя женщина.

«Драма как в водевиле», – усмехаюсь, сжимая в объятиях любовницу.

Но там за стенкой видимо разворачивается трагедия. Слышится, как топочут ноги по дощатому полу. Аж стены вибрируют.

– Ну ты и сука, Катя. Видит бог… Редкая тварь. И столько лет молчала? Да как ты могла!

Странная возня заканчивается глухим грохотом. На долю секунды в комнате воцаряется тишина.

А затем…

– Твою ж мать… Катя… Катя? – охает Николя, разражаясь потоком витиеватых ругательств. А потом кричит на французском в голос.

– Врача! Быстро! Есть тут гребаный врач?

– Oui, je suis un praticien!* – громко восклицает Саманта. И в этот момент мне больше всего хочется оторвать ее дурную башку.

*– Да, я практикующий врач!

Как в дебильном боевике хлипкую дверь тут же выламывают бравые молодчики Николя. Наставляют на нас стволы и под конвоем ведут в соседнюю комнату.

– Давай, оживи ее, – с жутким акцентом требует Николя. Страшный тип в потрепанном костюме, с мясистой рожей и глазками буравчиками.

– Нужно вызвать скорую, – испуганно кивает Саманта. И сама еще толком не понимает, в какое дерьмо мы вляпались по ее глупости.

– Нет, нельзя, – обрывает ее биг-босс хренов. – Давай, реанимируй. Я сказал.

– У меня нет лекарств, ни оборудования, – пытается объяснить Саманта. Но ее никто не слушает. Грубые руки подталкивают к лежащей навзничь женщине. Худой и бледной, будто смерть. Такую хрен воскресишь. Как не пытайся.

Можно еще все переиграть. Вызвать скорую, выдать себя за аборигена, не понимающего по-русски. Впрочем, это совсем не трудно. Я с двух лет живу в Париже. И французский знаю на уровне носителя языка.

– Пожалуйста! Пожалуйста! Вы слышите меня? –Саманта нащупывает на тощей руке пульс. А потом поворачивается ко мне. Давлю взглядом. Мысленно умоляю молчать. Но все напрасно.