В памяти звонок воспроизводится слишком ясно: мама недолго молчит, а затем говорит мне: «Дедушка скончался». До сих пор эти слова, которые я воспроизвожу в своей голове тем же сухим тоном, глубоко погружают меня в тот момент и я, обособляясь от всего внешнего, вспоминаю, как наяву, каждую деталь, каждый ориентир, навсегда застывший перед моими глазами: ступени, красная дверь, снова ступени, раздевалка, шкафчик, рюкзак, ступени, красная дверь, ступени, черная дверь, улица, мусор, велосипед, телефон… Я сближаюсь с тем состоянием, которое странным образом отложилось не только в моей памяти умственной, но и в телесной: от этого воспоминания, как и тогда, я могу почувствовать слабость в ногах, покалывание снизу живота.

Я бы мог сказать, что приезжал к нему каждый раз, когда ему становилось хуже, бросал свои дела, и только в этот единственный раз я ошибочно решил подумать о себе. Но это лишь жалкая отговорка. Правда в том, что я поставил деньги выше дедушки, вот и все. Это была вся моя благодарность ему. И сейчас, когда я предложил общение Дмитрию Львовичу, я сделал это не потому, что Ася была для меня одним из самых дорогих и близких мне людей, и не потому, что я проявил сострадание к одинокому старику, – я сделал это потому и только потому, что в Дмитрии Львовиче я увидел своего умирающего дедушку, именно вспыхнувшее совестное тяготение заставило меня сблизиться с ним, поверить, будто именно так я могу все исправить. Мое внутреннее «я» отчаянно считало, что таким образом я смогу заглушить чувство вины, преследуемое меня уже столько лет.

Вечером, после того как я вернулся от Дмитрия Львовича домой, я позвонил Асе. Она еще раз поблагодарила меня за помощь дедушке, и я сказал ей, что постараюсь время от времени заходить к нему.

За эту неделю, что я приходил к Дмитрию Львовичу в больницу, Ася так и была с Лешей в онкологическом центре. У него был рак надскладочного отдела гортани – опухоль поразила надгортанник. С подросткового возраста он часто болел ларингитом, что вылилось в хроническое течение болезни, а затем – в рак. У него была первая стадия без выявления метастазов.

Все началось за месяц до того, как Дмитрий Львович попал в больницу. У Леши появилась охриплость в голосе и частые поперхивания. Еще чуть позже у него появились боли при глотании, которые отдавали в правое ухо. После прохождения диагностики и подтверждения диагноза в нашем городе в середине апреля 2014-го они уехали на лечение в С., где стали проходить лучевую терапию пять раз в неделю. Терапию назначили почти на два месяца.

Мы познакомились с Лешей по инициативе Аси. Был июнь 2009 года, все мы трое заканчивали третий курс, и она пригласила меня сходить с ними на концерт по случаю дня города, который должен был проходить под открытым небом городской набережной. Я уже знал о Леше многое: где он учится, кем подрабатывает, какие у него увлечения (как можно догадаться, узнал я об этом не из справочника), поэтому мне приходилось изображать человека, впервые слышащего от него рассказы о своей жизни. После концерта мы пошли на веранду одного из кафе, откуда открывался вид на яркий мост города. Высокий, светловолосый и плотный, Леша показался мне приятным парнем, и уже с самого начала нашего общения мы поладили и нашли общие темы для разговора: как и я, он неплохо разбирался в мировой истории. В один момент, сидя в кафе, мы даже заспорились о Че Геваре, и Ася шутливо сказала: «Так я, наверное, пошла».

Леша жил до 18 лет почти на самом крайнем северо-западе страны, а затем, как и мы с Асей, переехали в Н. по учебе. Он учился на географа, а мы с Асей – на филологов. Помню, как однажды Ася пришла поздно вечером домой на нашу квартиру – я уже собирался спать – и радостно сказала мне: «Влад, кажется, у меня намечается рождение карапузов». Я не оценил шутку и удивленно спросил, о чем она. Она рассказала, что сходила на свидание с парнем, с которым недавно познакомилась через подругу, и сказала, что он хорошенький. Я тут же подхватил ее радость и стал расспрашивать подробности. Этим парнем и оказался Леша.