Глядя в застывшее лицо твари, которую и сама хотела удушить всё своё детство, я незаметно потёрла именно этот шрам. Сейчас передо мной лежала старуха, чьё лицо даже после смерти имело злобное выражение. Будто бы все те эмоции, которыми пропиталась её жизнь, навечно отпечатались во внешности.
– Поделом тебе, – прошептала я.
И мне бы злорадствовать, ведь наконец-то отлились мучительнице слёзы всех деток-Ткачей, но вместо этого в душе царило какое-то выматывающее опустошение. За сегодня я видела столько смертей, что, кажется, очередная уже не производила на меня должного впечатления. Ещё чуть-чуть – и я докачусь до чёрного юмора Присциллы.
– Всё настолько плохо?
Я вздрогнула от того, как громко прозвучал голос Кэя в тишине морга. Заняв место напротив, он раскрыл файл с делом Беатрис.
– Твоя знакомая?
– Скорее, мой ночной кошмар, – криво усмехнулась. – Госпожа Мордо служила старшей матроной в том приюте, куда меня сдали родители. И её методы воспитания немного… отличались от традиционных стандартов обучения.
– Как ты завернула, – хмыкнул Войнот. – Била, значит?
В ответ лишь кивнула. Не видела смысла распространяться, жаловаться на судьбу. Выйдя из Дома Порицания, я дала самой себе слово, что больше никто и никогда не увидит во мне слабую девочку, которой можно сделать больно.
– Я могу инициировать расследование, – предложил Кэй, пролистывая файлы дела.
– Зачем тебе это? – надо признаться, ему удалось меня удивить.
– Я не люблю, когда превышают свои полномочия, – это раз. Когда ставят себя выше других – это два. И последнее… – он взглянул на меня исподлобья, – извергов, бьющих детей себе на потеху, должны наказать по всей строгости закона.
Я видела: Кэй свято убеждён в своих словах. Настоящий идеалист. Такой мог вырасти только в семье высокого рода.
– Твоё расследование ни к чему не приведёт, – горько усмехнулась. – Всех садистов не переловишь, а малыши будут молчать. По себе знаю.
– Как хочешь, – пожал плечами Войнот, но я заметила, как он сделал какую-то пометку в блокноте. – Что ты можешь сказать по судьбе нашей новой жертвы?
– Это обязательно? – одна мысль о том, что мне придётся лезть в полотно Беатрис, вызывала у меня приступ отвращения.
– Я понимаю, что тебе неприятно, – впервые с момента нашего знакомства на лице Кэя промелькнуло что-то похожее на сочувствие. – Но чем быстрее мы закончим тут, тем быстрее ты сможешь вернуться в отель и лечь спать.
– Хорошо, – обречённо выдохнула.
Войнот, подойдя ко мне, проделал какие-то странные манипуляции с браслетами-хаттантами. Не раскрыл их, как в прошлый раз, но я физически ощутила уменьшение контроля. Будто выключилось жутко фонящее радио.
– На один раз, потом верну контроль, – предупредил меня следователь.
Я настолько устала, что мне даже было лень закатить глаза. Ну сколько можно?! Демонстрируешь сговорчивость и содействие следствию, а ему поблажку сделать жалко.
Хотя на месте Кэя я бы тоже себе не доверяла.
Перед погружением в полотно Беатрис глубоко вдохнула. Как перед прыжком в бездну. Просто взглянуть одним глазком – и всё, и сразу наверх. К своей «прекрасной» жизни.
Лучше бы я этого не видела. Матрона умерла давно, больше двух недель назад. Все её нити истлели, рассыпались пеплом под моими «касаниями». Я не понимала как, но ощущала запах разложения. Словно в эти нити кто-то вплёл не только события, но и чувства. Неясная тревога, догадка проскользнула в голове, но я не успела за неё зацепиться. Потому что увидела послание от маньяка. Не цветы. Как в замедленной съёмке перед глазами пролетел последний кадр жизни Беатрис.