Василий повел себя опрометчиво, это факт. Но он не заслужил скамьи подсудимых и тюремного срока. Сын Сталина сидит в тюрьме при советской власти – был ли в нашей истории позор больше этого? За границей меня время от времени спрашивают о детях Сталина. Что я могу ответить? Только одно – я сейчас не готова обсуждать это, давайте не будем отвлекаться. Если уж понадобилось оградить Василия от нежелательных контактов, его можно было отправить в один из «закрытых» городов или в военный городок. Он же был летчиком, нашел бы чем заняться. Но его обвинили в том, чего он не делал, и посадили. Хорошо еще, что не расстреляли. Знаю, что было такое предложение – расстрелять. Но Булганин[81] сказал: «Никита Сергеевич, Ленин мог позволить себе расстрелять всю царскую семью, потому что у него своих детей не было». Намек был понят – как аукнется, так и откликнется. Василию сохранили жизнь. Я видела его при жизни Сталина и в 61-м после освобождения из тюрьмы. Это были два совершенно разных человека. Василия не сломали, нет. У него отняли все дорогое. В том числе и веру в людей.
При мысли о Василии у меня всякий раз тревожно сжимается сердце. Неужели и на моей дочери кто-то попробует отыграться после того, как меня не станет? В такие минуты радуюсь тому, что я не секретарь ЦК. Ниже должность – меньше завистников. Меньше завистников – меньше проблем будет Светлане. Не хочется верить в то, что с ней может произойти что-то плохое, но пример Василия перед глазами. И не только Василия. Стараюсь вести себя так, чтобы не наживать больше врагов. Получается. Туманова[82] недавно сказала Тане, что у меня смягчился характер. Да, смягчился. Туманова помнит меня еще с войны. Я работала во Фрунзенском райкоме партии, а она была первым секретарем Сокольнического райкома комсомола. Иногда мы пересекались по работе. Тогда я была резкой и жесткой. И молодость сказывалась, и военное время. В молодости веришь в то, что сейчас можешь изменить все, за что только ни возьмешься. Оттого и действуешь жестко. С годами начинаешь разочаровываться, понимать, что многое изменить невозможно. Бьешься, бьешься – а воз и ныне там. Да – я смягчилась. Учу Светлану – что бы ни случилось, не выступай, не показывай своего характера. Она у меня смелая, гордая, с характером. С моим характером. Таким сильно достается. Не возражай и не спорь, говорю ей. Не вздумай возмущаться в ответ на несправедливость. Если почувствуешь, что в Москве тебе жизни нет, уезжай куда-нибудь, чтобы о тебе забыли. Редакторы везде нужны, газет с журналами у нас много. Кандидатская степень поможет найти работу получше. Переждешь плохие времена и тогда уже сможешь вернуться в Москву. Рано или поздно все уляжется. Светлана кивает – да, так я и сделаю, мама, как ты советуешь. Но по глазам вижу, что она соглашается со мной только для виду. Не хочет меня расстраивать. В последнее время она вообще старается со мной не спорить. Понимает, как мне сейчас тяжело, и не хочет лишний раз меня расстраивать. Очень боюсь за нее. Хотелось бы радоваться тому, что она не одна, что у нее есть Игорь. Хотелось бы, да не получается. Не верю мужчинам. Имею на то основания. Понимаю, что неправа. Нельзя по нескольким судить обо всех. Понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Пытаюсь заглянуть в душу Игорю. Хочу понять, кто его привлекает. Сама Светлана или то, что ее мама – министр? С какими-либо просьбами Игорь ко мне никогда не обращался. Но разве ж меня надо просить, когда речь идет о моей семье? Сама помогу, не дожидаясь просьб. К тому же всегда можно представить так, будто просьба исходит от дочери. Вот в отношении Олега у меня сомнений не было. Тут уж видно было, что женился он на Светлане по любви, без расчета. Какой расчет мог быть у сына Козлова? Смешно. Это скорее Светлану можно было подозревать в расчетливости. Но и любовь проходит. Тяжело думать об этом. Прячу свои подозрения так глубоко, как только могу. Боюсь ненароком обидеть Игоря, оттолкнуть его от Светланы. Она мне этого не простит. Да и я себе не прощу, если разобью счастье единственной дочери. Только вот не знаю – есть ли оно, это счастье? На свое счастье я давно махнула рукой. Все мысли теперь о дочери.