Я смотрю на вещи трезво. То, что у меня отобрали кино, воспринимаю как пощечину. По моему убеждению, кинематограф должен находиться в ведении министерства культуры. Кино тесно связано с театром, музыкой и живописью. Много вопросов приходится решать сообща. Начальникам управлений или их заместителям проще взаимодействовать друг с другом, нежели министрам. А вот отдел издательств я сама предложила у меня забрать. Так и сказала Никите Сергеевичу – у нас много ведомственных издательств. Между ними существует разобщенность, это идет во вред делу. Нужен единый руководящий орган, чтобы был порядок. Надо сделать отдельное министерство. Никита Сергеевич со мной согласился. Так что неправы те, кто пытается выставить меня этакой «боярыней», которая все под себя загребает. Я руководствуюсь интересами дела. И только ими. А не личными соображениями. И вижу, что упразднять или реорганизовывать министерство культуры нельзя. Это будет вредительство.

Написала записку на имя Брежнева. Когда-то не любила разводить бюрократию. Предпочитала разговоры писанине. Проще обсудить вопрос, чем писать записки и ждать ответа или уточняющих вопросов. А теперь предпочитаю писать. То, что написано, невозможно вывернуть наизнанку. И с мыслями так легче собраться. В последнее время голова стала какой-то тяжелой, а мысли неповоротливыми. Переутомление и нервы. А как не нервничать, если каждый день приносит неприятные сюрпризы? Вспоминаю Крым. Какой простой, понятной и радостной казалась мне тогда жизнь. Боялась только одного – не успеть. Сейчас уже не боюсь. Многого не успела и уже никогда не успею. Чувствую себя счастливой только во сне, когда вижу что-то из довоенной поры. Стоит только проснуться, как радость мгновенно улетучивается. Сразу начинаю думать – ну-ка, какой неприятный сюрприз ждет меня сегодня? Даже во время отпуска не получается забыться. Телефоны звонят не переставая. Отчасти я сама виновата в том, что подчиненные не дают мне отдохнуть. Привыкла вникать во все вопросы, делать все сама. Завидую Прокофьеву[57]. Его министерство просвещения работает, как часы. Что с министром, что без него. Прокофьев – исключительный организатор. Умеет. Ну и легче ему. Его педагоги – дисциплинированные люди. Не сравнить с моими «артистами». Специально взяла это слово в кавычки. У нас же дня без фокусов не проходит.

Ворчу, а предложи мне кто с Прокофьевым местами поменяться, так я бы отказалась. Люблю свою работу, своих артистов с художниками и ни на кого их не променяю. Привыкла.

В мужчинах всегда ценила ум и решительность. Мямлей и дураков за мужчин не считаю. Примером настоящего мужчины для меня был и остается мой отец. Помню его очень плохо, но представляю хорошо. По фотографии, по маминым рассказам. Мама умеет так рассказать, что как будто своими глазами увидишь. Тем более об отце. Отца мне очень не хватало. Он погиб, когда мне было четыре года. В самом начале Первой мировой. В детстве я выдумывала, что похоронка матери пришла по ошибке. Отец жив. Он болеет, лежит в госпитале. Скоро поправится и вернется к нам. Долго себя обманывала, лет до одиннадцати. И не верила уже, а внушала – жив, жив. Постучит кто-то в окно или в дверь, а у меня сердце замирает. Вдруг это отец? Решила, что когда вырасту и выйду замуж, мужа своего на войну отпускать не стану. Ни за что. Чтобы у моих детей был отец. Даже маму упрекала – ну как же ты его отпустила-то на войну? Мама плакала.