«Я отведу тебя в музей». История создания Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина Сергей Алдонин, Коллектив авторов

* * *

© Алдонин С., 2023

© ООО «Вершины», 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Арсений Замостьянов

Как европейское искусство поселилось в Москве

Больше 110 лет назад, 13 июня 1912 года, в Москве звучали приветственные речи и гремели оркестры. И не потому, что начиналось лето и цвела сирень. В новом доме с античными колоннами и стеклянной крышей открылся Музей изящных искусств имени императора Александра III, ныне – музей Изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. В Москве появилось пространство культуры, которое можно с наслаждением разгадывать годами. Не любить Пушкинский музей невозможно – это целый мир, великолепный заповедник мирового искусства на старинной московской улочке. Самое время вспомнить, с чего всё начиналось.


Илл.1. Открытие Музея изящных искусств

Надежды княгини

Идея создания при Московском университете Эстетического музея возникла еще в начале 1830-х, в кругу княгини Зинаиды Волконской, хозяйки знаменитой московской гостиной, в которой бывали и Александр Пушкин, называвший ее «царицей муз и красоты», и Адам Мицкевич, и Карл Брюллов… Она любила и знала живопись, бывала в лучших итальянских музеях. Влюбленный в нее поэт Дмитрий Веневитинов воспевал ее как женщину, в которой соединились Италия и Россия:

Волшебница! Как сладко пела ты
Про дивную страну очарованья,
Про жаркую отчизну красоты!
Как я любил твои воспоминанья,
Как жадно я внимал словам твоим
И как мечтал о крае неизвестном!

Волконскую поддержал (а, может быть, и внушил ей эту мысль) университетский декан, талантливый историк литературы Степан Шевырев. В 1831 году в журнале «Телескоп» они опубликовали подробный проект будущего хранилища древностей, которое так необходимо москвичам. Волконская и Шевырев замыслили музей, который «должен в миниатюре представить все сокровища искусства и древности». Княгиня нашла и звучное определение: «Музей изящных искусств». Белокаменной не хватало именно такого храма знаний. Московский университет считался (и был!) лучшим в России, но студентам негде было познакомиться с мировым искусством. Увы, университетское руководство проект не поддержало: попросту не хватало финансов. Волконская надеялась «положиться на щедрость вельмож, известных своей любовью к искусству», но не сумела найти поддержки даже у самых щедрых меценатов.

Но собрание копий античных статуй и ваз в университете со временем всё-таки появилось. Их заказывали в Петербурге и в Италии профессора Павел Леонтьев и Карл Гёрц. Правда, ютились они в тесноватом помещении – в двух комнатах бывшего университетского больничного корпуса на Большой Никитской.

Мечта профессора Цветаева

Ключевую роль в создании Музея сыграл Иван Владимирович Цветаев – сын сельского священника замечательный учёный, специалист по римской словесности и искусству, хранитель древностей по призванию. Настоящий подвижник, которому во всех начинаниях помогали его замечательные дочери – Марина и Анастасия, чьи воспоминания, удивительно зоркие, вошли в книгу, которую вы держите в руках.


Илл.2. Иван Цветаев


В 1893 году профессор Цветаев решил превратить скромную университетскую коллекцию в музей, достойный первопрестольной столицы. Правда, его первый замысел выглядел относительно скромно – собрание античного искусства. Но и это требовало затрат не только на строительство нового здания, но и на покупку множества макетов, копий, реликвий, рисунков. Впрочем, очень скоро стало ясно, что экспозицию нужно дополнить египетским, ассирийским искусством, наконец, шедеврами Ренессанса, а это уже грандиозный проект, потребовавший не менее грандиозных усилий. Профессор Цветаев мечтал о музее, который стал бы «наглядной хрестоматией по истории мировой скульптуры и архитектуры». Он проникал в высокие кабинеты, выступал на съезде русских художников – и постоянно убеждал коллег, чиновников, художников, вельмож, что Москве остро необходим музей, в котором бы в историческом порядке были представлены судьбы искусств у древних и новых народов.

Конечно, он ничего не сумел бы сделать без помощи меценатов. Кто только не принял участие в этом славном начинании с самого начала. Знаменитый просвещенные купцы-коллекционеры Козьма Терентьевич Солдатенков и Павел Михайлович Третьяков, основатель Кустарного музея в Москве Сергей Тимофеевич Морозов, гравер и собиратель редких гравюр Николай Семенович Мосолов, московский банкир Лазарь Соломонович Поляков. Одной из первых в ряду благотворителей, которых Цветаев увлёк своими идеями, стоит фамилия купеческой вдовы Варвары Андреевны Алексеевой, пожертвовавшей на создание музея 150 тысяч рублей в 1895 году – с одним условием. Музей должен был носить имя покойного императора Александра III. Цветаев сразу понял, что это не просто блажь сентиментальной старушки. Посвящение самодержцу повышало статус начинания и, конечно, обязывало императорскую семью помогать музею. Правда, его имя уже носил петербургский музей русской живописи, основу которого составила коллекция, которую царь собирал десятилетиями по своему вкусу. Для Александра III искусство действительно была отдушиной – и, прежде всего, отечественное. Но его сыну, Николаю II, нравилось, что в обеих столицах появятся галереи, посвящённые царю-миротворцу. Не всё шло гладко: некоторые благотворители, негативно относившиеся к Александру III, стали меньше помогать начинаниям Цветаева. Самый яркий пример – Солдатенков. Но для большинства «сильных мира сего» имя императора звучало притягательно.

Великий князь

Председателем Комитета по созданию музея Изящных искусств стал великий князь Сергей Александрович – московский генерал-губернатор. Он собирал древнегреческие статуэтки, и Цветаев увлекательно рассказывал ему о них. А, между делом, заинтересовал музейным начинанием. Великий князь, согласившись возглавить Комитет, сразу отверг идею строить музейное здание «на задворках университета». По его настоянию Московская городская дума безвозмездно передала для музея территорию заброшенного царского Колымажного двора – на старинной Волхонке, в историческом центре Москвы. Там совсем недавно снесли тюремный каземат и собирались строить грандиозный манеж, но цветаевский замысел показался великому князю интереснее. Очень скоро городская дума подтвердила его решение – передать Колымажный двор для строительство университетского музея. Провели и архитектурный конкурс, который выиграл Роман Клейн, умевший со вкусом и размахом переосмыслять градостроительные идеи классической древности. В августе 1898 года состоялась торжественная церемония закладки музейного здания – в присутствии молодого императора Николая II.


Илл.3. Греческий зал


Электричество в экспозиционные залы не проводили. Считалось, что осматривать музей следует при естественном освещении, и открыт он будет только в светлое время суток. Клейновскому дворцу искусств требовалась сложная система освещения. Инженер Владимир Шухов создал проект внутренних коммуникаций музея – уникальных трехуровневых стеклянных перекрытий, через которые в огромный дом с колоннами проникало солнце. А над парадной лестницей работал Иван Жолтовский – в то время еще молодой архитектор, а в будущем – настоящий мэтр московского зодчества.

Великий князь предложил, планируя экспозицию, не забыть об истории зодчества. Так были созданы впечатляющие макеты исторических храмов и чертогов. Вместе с братом Павлом Сергей Александрович пожертвовал 30 тысяч на строительство зала Парфенона, посвященного великому Фидию – любимому скульптору Цветаева. Но главное, что участие генерал-губернатора в Комитете открывало перед создателями музея все двери. До открытия музея Сергей Александрович не дожил: он погиб от бомбы террориста в феврале 1905 года. После ухода великого князя замену ему искать не стали, пост председателя Комитета оставался вакантным.

Презренный металл

Финансирование строительства курировал владелец стекольных заводов в Гусь-Хрустальном Юрий Нечаев-Мальцов. Именно он приобрел для музея первые экспонаты – оригинальные памятники искусства и культуры Древнего Египта. Понравилась стекольщику и дерзкая идея Цветаева и архитектора Клейна – придать музейному зданию такой вид, чтобы оно само воспринималось как экспонат, который хочется разглядывать. Музей должен был напоминать античный храм с колоннадой, как в афинском Эрехтейоне – и в то же время, дворец эпохи Возрождения. Белый мрамор доставляли с Урала и из Венгрии. А еще надо было создать копии мозаичных панно собора Святого Марка в Венеции. Строительство затянулось на 13 лет, и Нечаев-Мальцов вложил в него два миллиона рублей. Даже в 1905 году, когда его заводы бастовали, меценат ни на рубль не уменьшил финансирование музейного строительства.

Но одних стараний Нечаева-Мальцова не хватало. Цветаев славился фантастическим талантом добывать деньги в самой отчаянной, бесперспективной ситуации. После очередного похода в правительство он писал: «Витте мне грубо и надменно отказал во всякой поддержке Музею, сказавши, что „народу нужны хлеб да лапти, а не ваши музеи“». Казалось бы, дело безнадежное. Но ниже следует приписка: «После многочисленных переговоров Витте согласился лишь на 200 т.р.». Кому ещё удавалось так «поднажать» на экономного председателя Совета министров? По характеру – мягкий и бесконфликтный, Цветаев превращался в сталь, когда речь шла о помощи его детищу, которому профессор посвящал всё своё время. Несмотря на скуповатость правительства, он добился и ежегодных крупных государственных субсидий (по 10 тысяч рублей) на приобретение научных и художественных предметов.