Максим молчал. Дарио разглагольствовал так, будто преподавал урок нерадивому ученику, совершившему глупость. По сути, коллега был прав, но у Максима имелись свои методы, которые хорошо себя зарекомендовали. У Порацци наверняка есть свои – или были, – однако пока напарник Монсо не выказал готовности их применить.

Убедившись, что место преступления под охраной и все улики собраны, жандармы отдела расследований покинули Северный приют. Дарио шел впереди, остальные трое – за ним. Прежде чем выйти на дорогу, ведущую к парковке, Максим обернулся и с удивлением понял, что в толпе копошившихся специалистов ищет взглядом доктора Лефевр.

Дойдя до служебной машины, Дарио разразился почти нервическим смехом:

– Надин! Нет, ну серьезно, кто мог додуматься дать своей псине такое дерьмовое имя!

Мусса разблокировал двери, и мужчины погрузились в пикап. Усевшись, Максим меланхолически сообщил:

– Мою мать зовут Надин.

Смешки прекратились.

В салоне висела свинцовая тишина. Дарио и Бенжамен не отрывались от экранов мобильных телефонов, а Мусса сосредоточился на дороге.

Когда они прибыли, парковка, прежде пустовавшая, была плотно заставлена автомобилями, а за окнами здания Максим заметил невиданную активность. Реконструкция бойни в Шевалине завершилась, и участники расследования разошлись по кабинетам. Максим наконец сможет познакомиться с коллегами.

Подходя к зданию, Мусса и Бенжамен ускорили шаг, зато Дарио, как всегда, не спешил. Максим догнал его и окликнул:

– Эй, Дарио, хочу кое-что тебе сказать.

Лейтенант остановился и с недоброжелательным видом развернулся к коллеге.

– Имя моей матери не Надин, – сказал Максим.

Дарио как бы попятился, и в уголках его рта обозначилась улыбка. Потом губы растянулись, и он разразился громовым хохотом, эхо которого, казалось, разнеслось по горам за их спинами.

– Ха-ха-ха! Классно сработано! – дружески бросил он. – Ты странный парень, но ты меня сделал. Бэтмен против Дарио: один – ноль! – добавил он, хлопнув Максима по плечу.

– Дарио? Скорее уж Бэтмен против Кида, нет?

Порацци нахмурился, развернулся, сделал несколько шагов к дверям. Сначала Максим рассмешил его, а теперь, похоже, опять задел.

– Давай без обид, – не оборачиваясь, проговорил Дарио. – Ты не знал, но я не хочу, чтобы меня так называли.

По прибытии в контору Максима принял старший лейтенант Левассер – извинился, что не смог встретить его в отделе, но пообещал исправиться, они все вместе пропустят по стаканчику, как только на службе станет поспокойнее. В какой такой момент в жандармерии можно действительно рассчитывать на передышку? – подумал Максим, но лишь кивнул, сделав вид, что ему не терпится поближе познакомиться с коллегами. Он не стал сообщать старшему лейтенанту, что не пьет спиртного и от одного упоминания о предстоящей попойке ему некомфортно. Прежде Максима часто спрашивали, не связано ли его воздержание с каким-то религиозным запретом, этим безвредным эвфемизмом подменяя вопрос в лоб, не принял ли он ислам. Ничего мясного, никакого алкоголя; к сожалению, ассоциации нередко кажутся подозрительными – издержки профессии. Максим отказался есть любые продукты, производство которых связано с причинением малейшего страдания животным, однако еще большее омерзение у него вызывали религиозные догмы. Он не был ни иудеем, ни мусульманином, ни христианином, и единственная прихоть, которую он себе позволял, – это быть агностиком.

Итак, Максим совершил экскурсию по кабинетам, за время которой пожал больше рук, чем за всю предыдущую жизнь. Атмосфера легкости, которая сопровождала общепринятые приветствия, очень скоро сменилась серьезной обстановкой собрания, незамедлительно организованного в одном из предназначенных для этой цели залов.