– Ты нашла ответ на свой вопрос?

– Да, я поняла, я сама ему предлагала, как донор, а сейчас забыла об этом!

Илья вскочил и его глаза стали как два зелёных лазера, я только успела вздрогнуть от удивления.

– Ты сама…

– Сама. Я люблю его.

Он смотрел на меня и не понимал, не осознавал моих слов. Я осторожно взяла его за руку и повторила:

– Илья, я люблю Глеба.

Снова опустившись передо мной на корточки, Илья посмотрел на руку, которую я держала в своей руке. Прошло время, прежде чем он смог поднять на меня глаза. В них была странная радость, какая-то робкая, немного недоверчивая. Погладив его по руке, я прошептала:

– Илья, помоги мне понять, что со мной, только ты можешь мне помочь.

И рассказала ему свой сон. Илья слушал меня очень внимательно, ни разу не прервал вопросом, только смотрел прямо в глаза. Удерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать, шмыгая носом, и подрагивая от пережитого во сне ужаса я рассказала весь сон в подробностях, которые вспомнила. Он долго молчал, опустив голову, я так и держала его руку, пока рассказывала сон, мне так было легче, ощущение тепла давало силы. Наконец, Илья поднял голову и спросил:

– Ты готова увидеть?

– Да, наверное, да. Да.

7

Илья принёс меня в дом и опустил на крыльце.

– Спасибо тебе.

– Жена командора, я служу тебе не по клятве. Моя жизнь принадлежит тебе.

– Илья, вот этого не надо, я…

– Это законы нашего мира.

– Хорошо, пусть так, я не буду спорить, но всё равно спасибо.

Он наклонил голову как офицер-пограничник и исчез. Надо теперь объясниться с Олафом и Глебом.

Олафа я нашла в столовой, он мрачно сидел на диване. Решительно подойдя к нему, я взяла его за руку и покаялась:

– Ты не сердись на меня, я не видела другого выхода, и теперь ясно, что я поступила правильно.

Судя по удивлённому взгляду Олаф не совсем понял, что я сказала, но руки не отнял.

– Я теперь знаю, как это выглядит – ваше питание, и не боюсь.

Он побледнел и медленно отнял свою мгновенно заледеневшую руку, я сразу её схватила и стала удерживать, но силы были совсем не равными, Олаф просто исчез и проявился в другом конце столовой.

– Глеб будет недоволен. Не нужно было этого делать.

– А как мне бороться с монстром в моей голове? Монстром, которого я нарисовала сама, нарисовала от внутреннего страха? Страха, который родился от незнания, непонимания. Теперь я знаю, сама видела, поэтому не боюсь.

– Ты человек.

– Ну и что? Это меня принижает перед вами? Я от этого глупее или трусливее? Или потому, что я женщина-человек? Мне что, только сидеть в сейфе и ждать?

По мрачному взгляду Олафа я поняла, что этот вариант моего поведения его бы устроил полностью. Но он лишь покачал головой, видимо, вспомнил мои предыдущие подвиги.

– Олаф, пойми, монстр в моей голове именно от того, что я не понимаю, не понимала процесса. Ты знаешь, я когда-то видела, как делали операцию, обычную операцию на теле человека, наркоз прошёл раньше, и он закричал, а операцию остановить было уже нельзя, пока начала действовать следующая порция наркоза его оперировали практически вживую. Наверное, я так кричала, и Глеб это видел, неужели ты думаешь, что то, что я увидела сегодня страшнее того, что видел он?

Олаф не сразу понял связь между моим криком и их изменениями при приёме крови. Я подошла к нему и заглянула в глаза:

– Не так ужасно на самом деле, это вы боитесь показаться передо мной, а мне не страшно вас такими увидеть.

– Катя, но это человеческая кровь.

– Донорская кровь, кровь которую вам дали сами люди. Донор, это тот, кто сам отдает свою кровь. Отдавая её, он спасает кому-то жизнь и ему самому не важно, кому он эту жизнь спасает. И спасает вас. Или донор просто продаёт то, что может продать и получает за это деньги. А процесс, что ж, теперь я его знаю – ничего страшного.