– Против. Когда меня не будет в городе, приезжать будет Олег. Только он.

– Хорошо. Я жду вас завтра утром. Пока, красавица. Глеб, позвони мне позже.

Подниматься по серпантину вверх было как-то спокойнее. А потом был ночной Неаполь. Я представить себе не могла, что Глеб выберет такие романтические места. Из машины мы так ни разу и не вышли. Он ставил машину таким образом, что я переставала дышать от восхищения. Чтобы показать мне эти виды, надо было их найти, а значит искать в соответствующем состоянии души. Небо, звёзды, море, вулкан, удивительным образом подсвеченные здания с определенного ракурса образовывали такую картину, от которой в душе у меня начинал таять кусок льда и растекаться слезами из глаз. Я не стеснялась своих слёз – не всё ли равно, что обо мне думает этот хозяин моей жизни и смерти. И даже была благодарна ему, потому что в своей прошлой жизни я бы этого никогда не увидела. За всю поездку Глеб не сказал ни слова, просто останавливал машину и смотрел на меня. А потом было море.

Мы выехали на какую-то узенькую дорогу, машина едва протискивалась между домами, и долго ехали в полной темноте, фары освещали только глухие щербатые стены. И вдруг стены закончились, свет фар ничего не осветил, и мне показалось, что мы сейчас рухнем в пустоту. Машина остановилась, Глеб вышел, открыл дверцу с моей стороны и спросил:

– Хочешь услышать море?

Я подала ему руку и пошла за ним, от избытка эмоций говорить ещё не могла. Мы куда-то шли в темноте, и чтобы я не упала, он вёл меня за руку.

– Садись и слушай.

Глеб помог мне сесть на какой-то камень. Сначала я ничего не слышала кроме шелеста волн. Потом стала выделять отдельные звуки то выше, то ниже общей тональности. И вдруг эти звуки образовались в мелодию. Это невозможно описать словами. Мне казалось, что я плыву в полной темноте, а мелодия пронизывает каждую клеточку моего тела, всё внутри меня звенит и переливается всеми цветами радуги. И так же неожиданно всё закончилось, остался только шелест волн. Я лихорадочно, со всхлипом вздохнула, оказалось, что не дышала, пока звучала мелодия. Нельзя так издеваться над старой женщиной, подумала я, пытаясь восстановить дыхание и найти в кармашке блузки сигареты.

– Ты услышала.

Он не спрашивал – констатировал факт. Какое-то время мы курили в полной темноте под звуки всё усиливающегося прибоя, пока он не сказал каким-то изменившимся тоном:

– Пора ехать.

Всю обратную дорогу я думала лишь об одном: как могут сочетаться убийство и мелодия моря, прозрачный от переливающегося света закат на фоне Неаполя и девочки на полу гимнастического зала?

Я продолжала об этом думать, плавая в бассейне и ужиная в одиночестве на балкончике. Лучше бы я об этом не думала. Потому, что чем больше об этом думала, тем сильнее перевешивали мелодия волн и закат над Неаполем. Совершенно нелогично и нереально. Попытки привести себя в чувство воспоминаниями событий в санатории и мыслями о своём неясном будущем ни к чему не привели. Тогда я применила последний способ, самый жестокий. Скинув халат перед зеркалом, я долго рассматривала себя. Подействовало.

Несмотря на то, что легла под утро, проснулась я бодрой. Видимо моральная экзекуция перед зеркалом возымела действие. Завтрак уже ждал на балконе. Попивая чай, я пыталась решить насущный вопрос – как же мне теперь себя вести с Глебом после вчерашнего. Вопрос решился сам собой – вошёл Олег и сказал, что к Самуилу меня несколько дней будет отвозить он. Куда делся Глеб, он не стал уточнять, а я не спросила.

Последующие три дня превратились в сплошной больничный кошмар. Мне делали уколы, ставили капельницы, чем-то очень дурно пахнущим обмазывали всё тело и заворачивали в настолько горячую и тяжёлую махровую простыню, что я казалась себе цыпленком табака. А так как в клинике работали только итальянцы, процедуры сопровождались громкими весёлыми разговорами на непонятном мне языке. Самым страшным для меня был, конечно же, кабинет стоматолога, там священнодействовал Самуил. Он фиксировал мою челюсть в держателе – я так обозвала конструкцию, которая не позволяла мне дёргаться во время лечения – и начинал задавать различные вопросы о жизни в России, на которые сам же и отвечал. Ошибался он редко. Чтобы я не умерла от такого лечения, меня иногда кормили какими-нибудь бутербродами и поили то чаем, то кофе. Когда процедуры заканчивались, Самуил сам провожал меня в ту маленькую комнатку, где я была в первый день, и разрешал выкурить сигарету. Олег всегда уже ждал меня там.