Когда меня завалили на английском при сдаче экзаменов в аспирантуру, мне казалось, что весь мир рухнул в одночасье. Практически тоже самое чувство я ощущаю сейчас — когда наши отношения с Ромой закончились. Но ведь всегда после бури наступает затишьем ведь так?

Откинувшись на спинку дивана, продолжаю чесать Шелби за ушком. Мой питомец кладёт голову на мою коленку и тяжело вздыхает.

— Да, ты прав, — говорю ему. — Ужасный день выдался.

Шелби смотрит на меня своими темными глазами с такой грустью, что мне разом хочется затискать его в своих объятиях. Но… эта собачья «грусть» - лишь повод выклянчить мороженое у меня, что осталось в пластмассовой банке.

— Ты это хочешь? — выгибаю бровь, продолжая наблюдать за Шелби. Он радостно приподнялся, вынесут язык и завилял хвостом.

— Вот прям это? — указываю на банку мороженного, а Шелби аккуратно дотрагивается лапой до моей руки, слегка пожимая когти.

— А ты был хорошим мальчиком весь день?

Шелби закружился вокруг своей оси, издавая едва уловимое глухое рычание. Он настолько неуклюже радовался, изображая подобие какой-то несуразной команды (которую я конечно не говорила ему), что едва ли не падает с дивана.

Я грустно смеюсь.

— Ну ладно, — заявляю ему, зачерпывая последнюю ложку мороженого и кладу ту в рот. Шелби неодобрительно наблюдает за всём этим новости уши. — Типе нилься фтолько шлаткого, — говорю Шелби, пытаясь проглотить холодное мороженное. И как только мне это удаётся, я добавлю: — А вот облизать банку ты сможешь.

Шелби едва ли сидит на месте, поскуливая от предвкушения. Я знаю, что нельзя давать собакам сладкое, да и кошкам тоже. Но… чуть-чуть изредка уж можно. Тем более сегодня такой ужасный день…

Отдав пустую банку из-под мороженного, Шелби моментально опускает в неё голову и начинает тщательно вылизывать стенки. Фильм продолжает идти, озаряя нас с собакой то белым светом, то зелеными, то красным. А я утыкаюсь в одну точку ощущая, как в сердце вновь погасла звезда надежды. Но почему-то, я ощущаю и тяжесть расставания, и легкость будущей новой жизни. По крайней мере сейчас.

Завтра в обед мне придется съездить в вуз, чтобы познакомиться с моим новым научным руководителем. Кто он, или она — я не знаю. Знаю лишь то, что мне нужно сегодня хорошенько выспаться перед такими «грандиозными» событиями. В этот раз нужно подготовить куда тщательней к диссертации, чтобы защититься. И я верю, что во второй раз у меня это получится.

Шелби уже вылизал всю банку из-под мороженного и вытащив мордочку из неё высунул язык и радостно посмотрел на меня. На его шерсти на мордочке осталось мороженное и выглядело это очень забавно, отчего я не удержалась и рассмеялась чо слезами на глазах.

— Ну ты и грязнуля, — заявила ему, вытирая мороженное, а у самой начали капать горькие слезы обиды. — Ну ничего… как нибудь переживем, — сказала на автомате, и, спустя какую-то секунду поняла, что словами сами рвутся наружу из груди. Обида. Боль. Горечь. — весь спектр эмоций готовы вырваться наружу.

Задрав голову и шмыгнул носом, я пытаюсь оставить эту глупую идею - поплакать. Лучше от этого мне явно не станет, а завтра важные для меня встречи. Поэтому, кое как пытаюсь вытереть слезы, которые предательски не хотят прекращаться. Банка из-под мороженного падает на пол, Шелби сразу же залезает на меня, пытается успокоить ловя шершавым языком спускающиеся слезы по моим щекам. От приступа нежности к собаке, я крепко обхватываю его и прижимаю к себе ближе. Он единственный, кто сейчас рядом. Единственный, кто показывает свою любовь без какой-либо взаимовыгоды (клянченье вкусняшек не считается!). И от этой мысли, я ещё сильней расстраиваюсь. Так мы просидели полчаса, пока я окончательно не успокоилась. А после, мы легли спать вместе: Шебли всегда переживает, если видит меня расстроенной, поэтому он залазит на кровать, убеждается что я уснула и лишь потом засыпает сам.