– Следы есть и под окном и возле двери. Похоже они «разбегались» в разные стороны, – Дональд был в недоумении. – Никогда не видел таких прытких покойников. Заплетень какая-то… Свидетель из тебя плохой. Где бутылка из-под грибовицы?

Иссидор достал из-под стола пустую бутыль.

– Так, ясно! Следовало бы тебя хорошенько наказать и точка!

Иссидор был готов ко всему. У него болела душа, он утратил смысл жизни.

Следующим, кого решил опросить Дональд был муж Зариндии – Прокопий. Зайдя к нему в дом, он застал Прокопия сидящим в кресле-качалке и раскачивающимся. Было похоже, что качался он уже давно. В глазах застыло отчаяние.

– Здравствуй, Прокопий, – начал Дональд как можно мягче, – что ты можешь сказать о Зариндии?

– Ничего.

– Как так!? Ты прожил с ней почти сорок лет и ничего о ней не знаешь?

– Я знаю о ней всё, но ничего не скажу.

– Почему?

– Я боюсь.

– Кого?

– Её!

– Но она же умерла!

– Не уверен, от нее всего можно ожидать. Я не удивлюсь, если выяснится, что она просто сбежала из морга, прихватив этих двоих с собой.

– И куда же она сбежала?

– В лес, конечно, она давно об этом мечтала. Там такие, как она, как у себя дома.

– Какие?

– Дикие!

Дональду захотелось вернуть Прокопия к реальности.

– И всё-таки, хоть что-то о ней ты мог бы сказать? Что она, например, любила кушать?

– Салат из огурцов с клубникой, политый уксусом с добавлением семян люпина.

Дональд понял, что Прокопий не в себе от горя и решил оставить его пока в покое. Он был рад, что у него, наконец, появилось дело. Ему полагалось набросать хоть пару версий этого происшествия. Но у него не было ни одной. Он даже не был уверен, что где бы то ни было был аналогичный случай. Не от чего было оттолкнуться. У него не было ни одного подозреваемого. Нужно было опрашивать всех.

После Прокопия Дональд пошел к Глафирии и Жерому. Нельзя сказать, что в деревне дружили семьями и тесно общались, но все-таки жителям приходилось встречаться на общих мероприятиях и собраниях.

– Знаешь, Дональд, – сказала Глафирия. – Я не хочу плохо говорить о покойной Зариндии, но всем известно, как она мучила своего Прокопия. Вот и сейчас она решила ему навредить.

– Каким образом?

– Как же! Надо хоронить, а её нет. Какой удар для него. Пустая могила! Ужас…!

– Так ты что, тоже думаешь, что она сбежала из морга?

– Сбежала – не сбежала, – не могу сказать, но она была способна на всё.

– Немыслимо, что ты говоришь! – откликнулся Жером.

– Скорее всего, я говорю правду!

– А ты ее знаешь? – спросил Дональд.

– Для того, чтобы говорить правду, не обязательно её знать!

– Кто-то похитил все три тела, только вот зачем? – спросил Жером.

– Заплетень и точка. – сказал обескураженный Дональд, когда мы вышли на улицу. – Они что, все думают, что покойники сбежали. Конечно, в морге умерший может очнуться. Такие случаи в практике известны, но чтобы сразу трое – это уж слишком. Идем к доктору Карпентусу. В конце концов, он делал заключение о смерти.

Доктор Карпентус был человеком принципиальным. За свою работу он принципиально не брал мзду. Ему платили власти и перед своей совестью он был чист. Когда какой-нибудь больной спрашивал его, сколько он ему должен, он отвечал: «Если я назову сумму, здесь рухнут стены». И этим закрывал тему. Медсестры и весь технический персонал его обожали. Он был прост и доступен в прямом смысле.

В этот день доктор Карпентус был занят аптекарем Мордаличкусием. Тот был единственным пациентом. Мордаличкусий спивался и пока доктору не удавалось остановить этот процесс. Все дело было в имени аптекаря.

В нашей деревне имена для новорожденных выбирали всем миром. Собирались на лужайке, родители приносили младенца и все по очереди его рассматривали. После этого, каждый писал одно имя на бумажке и бросал в сосуд. Потом отец малыша доставал бумажку с именем. Плумбергцы считали, что таким образом ребенка нарекает сама судьба. Когда Мордаличкусий подрос, он пытался угадать, кто мог его так «наградить», но скорее всего этого не помнил уже и сам написавший. Со временем аптекарь успокоился, он решил, что написавший был не трезв, а с пьяного что возьмешь. Одним словом – судьба.