– Сегодня этот Славик перешел все границы! Он повесил на балконе сушиться белье, а рубашки прицепил на целых три прищепки! Это уму непостижимо! Подлец! Скотина!
Так продолжалось месяца три. Пока не наступил день рождения супруга Веры Тимофеевны.
Накрыли стол, пришла Нюрочка и ее Славик.
– Ты бы сказала своему мужу, чтобы обувь не раскидывал, – демонстративно сказала Вера Тимофеевна в прихожей.
Славик пожал плечами и поставил туфли аккуратно в галошницу.
– Ты бы сказала своему мужу, что эта галошница только для моей обуви, пусть ставит в другую.
Славик послушно переставил.
– Ты бы сказала своему мужу, чтобы не наедался салатами, у нас еще горячее…
– Послушайте, Вера Тимофеевна! – не выдержал Славик. – Почему вы пытаетесь со мной говорить через Нюрочку?
– Ты бы передала своему мужу, что как хочу, так и разговариваю, – побагровела Вера Тимофеевна.
Славик не спеша встал из-за стола, положил вилку на стол и сказал:
– Нюрочка, ты бы сказала своей маме, чтобы она пошла в задницу!
– К… к… куда?! – вытаращив глаза, прошипела Вера Тимофеевна.
– В задницу, – очень спокойно сказал Славик и сел назад за стол, в гробовой тишине доел салат, встал, взял Нюрочку за руку, и они ушли домой, в общежитие.
– Скотина! Мерзавец! Подлец! – опомнилась Вера Тимофеевна, когда они ушли. – А ты?! Ты почему молчал? Ты почему ничего не сделал, когда твою супругу оскорбили? Почему? Скотина! Мерзавец!
– Я не скотина. И не мерзавец, – неожиданно произнес супруг Веры Тимофеевны и вышел в другую комнату, где сел в кресло, открыл журнал «Огонек» и углубился в чтение.
Вера Тимофеевна заплакала. А когда перестала плакать, ушла на кухню мыть посуду.
Но с того самого дня ее муж перестал быть подлецом. Как-то сразу и навсегда.
Она стала звать его исключительно Борисом, а иногда, в особенно удачные дни, даже Борей.
А Славик для нее так и остался Славиком. Кстати, Нюра на седьмом месяце, по всем приметам будет мальчик.
Евангелие от Иуды
Повелся Витя на большие деньги, ох повелся. Ну а как не повестись было? Витя и сам понимает, что таких деньжищ ему в жизнь не заработать. Годков Вите за тридцаточку, образование никакое, когда-то со второго курса политехнического погнали, а к новой учебе как-то не прибился. Делать что-то такое, за что деньги такие заплатили бы, Витя не умеет. Работничек из него аховый, еще тот работничек. То там устроится, то здесь. Долго на одном месте не держится по разным причинам. В основном из-за бесполезности своей.
Имущества у Вити мало: норка однокомнатная в хрущобе, от мамули осталась. Жаль мамулю. Единственный человек, который Витю любил за просто так. Эх, мамуля, мамуля, словно в насмешку назвала ты сына Виктором. Какой же он победитель? Ну да мамуля откуда знала-то, что все так вот получится?
В норке мебелишко какое-никакое. Старье в основном, дрянь, не мебель. Из нового только пылесос. Да и то Витя его намутил за полцены на распродаже.
Еще у Вити жена есть. Лилия Владимировна. Но Витя ее за ценность не очень-то и считает. Он вообще не думать о ней старается и не замечать. Потому как, если совсем уж честно, побаивается Витя жену свою. Она в Витиной ассоциативной цепочке стоит в одном звене со страхом. Ложка – еда, чашка – питье, кровать – сон, жена – страх.
Собственно, вот и все. Больше у Вити отродясь ничего ценного не было.
Ах да, у него ведь дочка есть десяти лет от роду. Но Витя ее видит редко, потому что сразу после ее рождения ее к себе теща забрала. «Нечего ребенку с дураком жить», – сказала. Витя не возражал.
Тещу в Витино имущество записывать не станем, потому что сама теща спит и видит, чтобы тещей Витиной перестать быть. Лилия Владимировна, жена которая, тоже не прочь от Вити уйти хоть куда-нибудь. Витя и подавно не против. Да только что-то ничего не происходит. Живет Лилия Владимировна в Витиной хрущобе, никуда не уходит. А Витя не гонит – боится.