Они сидели среди коробок и разорванных упаковок, клочки разноцветной бумаги устилали пол.

– Не нравится. – Вита передала вазу горничной, приносившей все новые коробки и уносившей уже распакованные безделушки.

– Так, а вот за этот подарок кто-то получит по заднице. – Филипп достал из плоского прямоугольного футляра изумрудное колье. – Не люблю изумруды. А! Это не мне. «Самой прекрасной из невест», – прочитал он карточку, приложенную к подарку. – Примеришь?

– Потом. – Вита взрезала оберточную бумагу на огромной коробке, внутри лежал мягкий нежно-розовый плед. – Даже не смешно.

Но сама улыбалась, это было так нормально – распаковывать подарки вместе с мужем, так обычно и не похоже на их жизнь, что даже неудачная попытка преодолеть страх прошлой ночью забылась. Вита подозревала, что Филипп и предложил эту совместную распаковку, чтобы развлечь ее.

В гостиную влетел Тимофей.

– Брат, ты тоже скоро станешь дядькой!

Филипп вскочил с пола и едва не задушил Тимофея в радостных медвежьих объятиях.

Люба, застенчиво улыбалась, подошла к ним, Филипп обнял и ее.

– Поздравляю! Когда?

– В марте, – пролепетала девушка.

Вита даже забыла про маленькую коробочку с принтом из обручальных колец, которую взяла в руки, прежде чем появился Тим. Пока Филипп сыпал советами о том, что брат должен беречь Любу как зеницу ока, и наставлениями, какие витамины принимать, где купить кроватку. Вита развязала ленточки, сорвала обертку, подняла крышку и замерла.

Она словно оглохла, кровь застучала в ушах с бешеной силой, в глазах потемнело. Вопль застрял в горле, не давая дышать.

– Фил. – Тимофей первым заметил: с Витой что-то не так.

Филипп все еще радостно улыбаясь, обернулся и посмотрел на жену.

– Вита, – тихо позвал он, подошел и сел рядом. Но Вита его не замечала. Она широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на содержимое маленькой белой коробочки в руках. Вита словно окаменела. Филипп заглянул внутрь и ничего не понял, ожидая увидеть там, как минимум отрезанный палец или окровавленный нож. Но в коробке лежал тюбик детского крема с сине-оранжевом принтом. Филипп и не думал, что его еще выпускают. Он попытался забрать коробочку из рук Виты, но едва дотронулся до ее пальцев, как она закричала, словно от невыносимой боли.

– Девочка… – Филипп хотел ее обнять, но Вита отшатнулась от него, отбросила коробочку, будто это была ядовитая змея. Поджала колени к груди и вцепилась в щеки, провела вниз, оставляя на коже кровавые борозды, продолжая кричать, пока крик не перешел в сдавленный вой, как у раненой собаки, на глазах которой забивают сапогами щенков. Филипп опешил, растерянно посмотрел на брата, но Тимка тоже ничего не понимал. Люба прижалась к мужу. В дверях показалась перепуганная, запыхавшаяся от бега Софья.

Она кинулась к Вите, схватила ее запястья и с силой оторвала от лица, а потом отвесила звонкую пощечину. Филипп дернулся, защитить, но Софья подняла руку с раскрытой ладонью: «Подожди!» Вита часто задышала, прижала руки к груди и разрыдалась.

– Так и не выяснили, кто оставил? – спросил у охранников, просматривавших записи с камер, установленных по периметру. В шатрах камер не было, коробку оставить мог каждый. Подарки проверяли на гребаные бомбы, а не на тюбик с детским кремом, взорвавшийся, как динамит.

– Ладно, на сегодня все свободны. – Уставшие за часы бесплодных поисков сотрудники, тяжело вставали с кресел, на ходу допивали кофе и плелись на выход из домика охраны, где находилась комната с мониторами.

Филипп провел по лицу, одну крысу поймали, а другая просочилась. Решил, когда найдет, лично сердце вырежет и сожрать заставит. Виталина все еще спала после лошадиной дозы успокоительного, которую ей вкололи врачи скорой. Она вырывалась и кричала: чтобы врач сделал укол, ее пришлось держать вдвоем с Тимофеем. Даже обмякая у него на руках, она продолжала всхлипывать. Филипп вышел в парк, окутанный ночной темнотой. Набрал Малюту.