Я смотрю на приближающуюся фигуру, и у меня немеют руки и становятся ватными ноги.

Почему? Почему это происходит со мной? Ведь он…

Я даже не знаю, кто он такой, а уже до жути боюсь!

Мое тело парализует от накатывающего страха, и пока подружки с азартом обсуждают, в какое кафе пойти или лучше сначала сходить на вечерний сеанс в кино, я замедляюсь, потому что ноги отказываются повиноваться.

А еще я смотрю на приближающегося парня. Всё происходит как в замедленной съемке.

Вот он идет навстречу. На нем темная одежда: черная куртка, которую я видела в прошлый раз, темно-синие потертые джинсы. Ботинки на грубой подошве. Футболка, небрежно заправленная в джинсы. Пряжка ремня в виде овала с какой-то надписью. Прочесть не получается. В глазах как-то плывет.

Уж не обморок ли у меня накрывает от накатывающего темной волной страха?

Мой взгляд сквозит выше. И вот я вижу отчетливо татуировку – череп и красные цветы на черном фоне.

Ошибки не может быть. Это он.

Я не хочу смотреть на его лицо, но мои глаза против воли устремляются выше и… наши взгляды пересекаются.

Остро. Молниеносно. До режущей боли где-то на подкорке мозга.

Ноги окончательно отказываются повиноваться, и я замираю на месте. Буквально врастаю в землю. И в этот самый миг незнакомец проходит мимо меня, задевая локтем. Слегка. Едва ли можно сказать, что он коснулся моей руки, и все же я отчетливо чувствую тот миг, когда между нами не остается ни дюйма свободного пространства.

Меня бьет током. Не настоящим, конечно же, метафорическим. Но это так ярко ощущается, так сильно накрывает, что уже через миг изо рта вырывается протяжный выдох.

Не знаю, слышал ли он, какой неуместный звук сорвался с моих губ, но парень, в отличие от меня, продолжает идти. Я же едва понимаю, где вообще нахожусь и что происходит вокруг.

Мир будто застывает. Я больше не вижу никого. Только черное, расплывающееся на радужке пятно, словно отпечаток увиденного образа.

Мы виделись всего лишь дважды. Дважды!

Две мимолетные встречи. Но отчего-то эти встречи действуют на меня так сокрушительно, что я совершенно не понимаю, когда должна двигаться, дышать, думать. Вокруг вибрирует пустота и сгущается темнота.

– Эй, Лили, ты чего застыла-то? – окликает меня Эми. Или Саманта? Я совершенно не различаю их голоса в звенящей в голове пустоте.

Парализующий страх рассасывается. Я часто моргаю. Прислушиваюсь к себе. Шевелю руками. Чувствую, как в ноги возвращается твердость. Легкие больше не сжимаются, словно кто-то держит их в огромных кулаках. И даже сердце стучит ровно и не пытается выбраться из грудной клетки.

– Ли, не отставай! – громко добавляет Сэм, и я понимаю, что слышала ее голос.

Девочки уже ушли достаточно далеко, чтобы заметить, как страх покидает мои глаза. Я выдыхаю.

Кажется, никто ничего не заметил.

Разве что только он.

На затылке волосы встают дыбом.

Резко оборачиваюсь.

Но его нет. Исчез. Как тень.

– Ну же, Уилсон, двигай булками! Мы опоздаем!

– Иду! – выкрикиваю, и голос мой звучит сухо и хрипло.

***

– Как прошел день? – из очередного самокопания меня вырывает спокойный, чуточку усталый голос тети.

Я отрываю взгляд от чашки с какао и смотрю на то, как тетя Мэри плавно передвигается по небольшой кухоньке в ее доме. В нашем доме, – вновь одергиваю себя. Теперь я живу здесь. С одиннадцати лет, как не стало моей мамы.

Но как же тяжело привыкнуть.

И пусть прошло уже много лет, я никак не могу заставить чувствовать этот дом своим, потому что дом этот всегда был тети Мэри и ее мужа Дэвида. Он тоже умер. Пять лет назад.

С тех пор я и тетя остались друг у друга. И больше никого.