– Сделаю это вечером, – сказал Кейси, когда Рамсен осведомился, а не решил ли боцман оставить все как есть. – И после ужина посижу на палубе. Подымлю.

– Хорошо, что пожар сумели потушить, – сказал Бьярне за чисткой овощей для рагу. – Не хотелось бы оказаться на плоту в открытом море.

– Это неважно, – Новак закашлялся. Приступ был такой сильный, что Бьярне пришлось налить ему теплой воды. Наверное, в его каюте запах дыма ощущался сильнее, и Новак уснул с открытым иллюминатором.

– Сделать чаю? – предложил Бьярне, когда Новак перестал кашлять. – С медом и лимоном, это вроде помогает от кашля.

– Нет, – просипел Новак. Выпил воду, налил себе еще стакан. – Я в норме.

Ага, сейчас! Кок ни разу не был в норме, но Бьярне не стал навязываться: завтра Новаку станет легче, когда заживет поврежденное дымом горло.

УС4

10. Глава 10

Утром Бьярне проспал. Наверное, в полусне выключил будильник и снова зарылся в одеяло.

Когда же он проснулся, понукаемый сигналами организма, часы показывали шесть сорок пять.

– Да твою же мать!.. – выругался он, не без труда выбираясь из койки. Переступил через груду одежды на полу, метнулся к шкафу. Оделся, не включая свет, сунул ноги в «кухонные» ботинки и помчался на камбуз. Даже желание отлить отошло на второй план, уступив место почти панике: Новак наверняка рвет и мечет.

Но гальюн манил и звал, и Бьярне все-таки затормозил у заветной двери. В конце концов, лишние пару минут большой роли не сыграют. Да и Новак ничего не сможет сделать, по большому-то счету. Потребует у Рамсена высадить нерадивого помощника в ближайшем порту? Так Бьярне и сам сойдет на берег, у него контракт заканчивается. Настучит в головной офис о нарушении трудового режима, и Бьярне оштрафуют? Ну если честно, деньги в этой истории не на второй и даже не на третьей роли. Для Бьярне они даже до уровня массовки не дотягивали, одна съемка для Кельвина Кляйна принесла в разы больше, чем если бы он целый год ходил в море. Новак добьется того, что имя Бьярне занесут в черный список кандидатов на контракт в оффшорном флоте? Да Бьярне и без этого не планировал продолжать карьеру моряка.

Облегчение было долгожданным и сладостным. Бьярне показалось, что даже легкая боль в пояснице, ставшая уже привычной по утрам, ушла. Андерсен, к которому Бьярне обратился за помощью, сказал, что это результат долгого пребывания на ногах и некоторой статичности рабочей позы, и выдал мазь.

Довольный жизнью, умытый и бодрый, Бьярне быстро поднялся по лестнице и прибыл на свое рабочее место.

– Андре, прости, проспал! – крикнул он из столовой. – Обещаю так больше не делать и готов отработать потом и кровью.

Ему ответила тишина.

Не в смысле, что Новак никак не отреагировал на появление Бьярне, устроив ему бойкот. На камбузе было тихо, даже свет не горел. Хотя обычно в это время камбуз был полон звуков: разбрызгивала воду внутри колпака посудомоечная машина, шипел и выл пароконвектомат, доводя до готовности замороженные багеты и подрумянивая бекон и сосиски. Чуть слышно гудела плита, шелестела вода, стучал по доске нож.

Окрыленный надеждой, что Новак тоже проспал, и его собственный проступок останется незамеченным, Бьярне поспешил на камбуз, чтобы включить плиты. Ударил ладонью по выключателю, не дожидаясь, пока оживут лампы дневного света, двинулся вперед.

Довольный, как все получилось, Бьярне выкрутил на максимум переключатели режимов плиты и хотел было включить пароконвектомат, но тут камбуз залило ярко-белым светом, и ноги сделались ватными, будто бы от спинальной анестезии.

На палубе рядом с дверью в морозилку лежал человек. Судя огромной луже крови, расползшейся из-под замотанной в какую-то тряпку головы, уже неживой.