Сугробы были очень глубокие. Сверху наст тонкий – он человека не держал. Вставали на наст и проваливались по пояс и так каждый шаг. Встали потом на четвереньках и шли так несколько километров вверх: я, две искусствоведки, Ната и Ирина Петун, а также, Андрей. Часа три плавно ползли на высоту 1200 метров. На вершине повесили два воздушных шарика, с подписями «УрГУ, ура!»
Искусствоведы с горы скатились обратно, как Суворов с Альп, на задницах. За 15 минут путь весь проехали.
Пришли счастливые. Пообедали.
Сфотографировались с ребятами из Нижнего Тагила. Ирина, лежа на снегу в экипировке, изображала восхождение на гору. Правду выдали тени от елок на одной фотографии и пробегающая «по отвесно- вертикальной скале» кошка на другой.
Кое-кто захотел остаться, и это была Наташа. Остаться на сутки! Я тоже быстро уговорился, я не могу Наташе противоречить, я готов с ней на край света идти,…годами идти, хоть куда! Что же может быть лучше, но это из области мечтаний. Но крики возмущенных невест и матерей меня отрезвили. Домой хотели Ира Петун и Света. Андрей был свободен как птица, он-то и остался в итоге с нижнетагильскими альпинистами. Ему мы сбросили в мешок консервы, сахар, варенье. Дома его никто не ждал, он из дома сбежал.
Вернувшись, в город через неделю Андрей рассказывал, как надевал на себя ледорубы, цепи, каски, как освоил-таки скалолазное дело. Хорошим он парнем оказался, дружили мы с ним потом долго: пока я жил в университетской общаге, он в гости заходил – песни попеть.
Обратный путь был солнечным и теплым. Светило солнышко – мы разделись до футболок, от снега не холодило. Рыжие елки и рыжее солнце, голубое небо и белый снег. Удивила меня Светина уверенность, говорит мне «пойдемте этой дорогой», хотя она ни разу здесь не ходила. Это я златоустовец, я здесь бывал, правда летом, когда все зелено, снег глаза не застилает. Мы пошли по другой, не прошлой, дороге и не заблудились. Приехали на автовокзал. Устали. Я маме позвонил. Мама огорчилась, что она не успеет к отходу поезда; что я рядом был, а она меня не увидела.
Рванули из Челябинска в Екатеринбург. На следующее утро приехали в Екатеринбург – столицу мира, как говорят живущие на Урале швейцарские миссионеры, и ответственно решили пойти на лекцию «Зарубежное искусство ХХ века» к 12 часам дня.
С вокзала Ира поехала к Наташе домой, чтобы переодеться, Света домой, я в общагу. Наташа все-таки умудрилась опоздать, хотя Ирина от нее приехала ко времени. Профессор Зайцев был первый, кто услышал из самых первых уст «байки альпинистов» о Таганайских горах, далее слухи неслись по факультету с быстротой молнии и превратились черте во что…
ТАЛИЦА – СВЕРДЛОВСК
Светин этюд
Вагон электрички, еду домой из Талицы, от своей родни дальней-предальней, у которой гостила после турбазы.
Мужик, скорее дедок, тоже едет в направлении Свердловска – он напротив сидит.
Вдруг он со мной заговаривает, спрашивает, куда я еду.
«Я от родни еду, в свой город возвращаюсь, первый раз в жизни город такой, Талицу, повидала, еду в Свердловск».
Вид странный у мужика, одежда как у работяги, без шику. А лицо открытое, ясное и большой синяк у левого глаза.
– Что это у вас синяк такой большой? – спрашиваю его.
– Да я же слепой, зрения на 20 процентов только осталось. Вот, шел и наткнулся в сумерках на ветку дерева. Я по свету определяюсь, а в сумерках ничего не вижу, беда.
Вот я не заметил чего-то под ногой, споткнулся, упал. Синяк обычное дело.
– Еду в ВОС – областное общество слепых.
Ездит он взад-вперед. Другим помогает, ездит в областной центр по делам слепых. Он у них староста, у слепых-то. Он не баско видит. А они еще хуже видят – талицкие слепые-то. Он у них самый зоркий. И самый подвижный. И самый добрый.