Когда подтянулись подчиненные, пожарные уже освободили оконные и дверные проемы, дышать стало легче. Я сидел в позе мыслителя у порога и отрешенно созерцал пространство.

– Мы войдем? – зажимая нос, спросила Янка.

– Да входи ты, скромница, – подтолкнул ее Крюгер. – Мать твою, ну и натюрморт... В натуре, коллеги, нет совершенства беспределу.

– Ни хрена себе, – восхищенно обозрел сгоревшую квартиру Венька. – Как говорится, дайте мне ящик водки, и я переверну общежитие номер девять.

– Командир, ты у нас прямо как Буратино, – развеселился Крюгер. – Сидит себе и думает: и зачатие у меня непорочное, и отец плотник... Эй, Янка, ты что делаешь?

Яна Владимировна уже сидела на корточках подле трупа, зажимая ноздри носовым платком.

– Реакцию зрачков проверяет, – развеселился Венька. – А вдруг?... Итак, Артем Николаевич, судя по всему, мы уже познакомились с господином Башлыковым.

– Приятно было познакомиться, – проворчал Крюгер. – Представляю реакцию начальства.

– Нужно выяснить, Башлыков ли это, – вздохнул я, поднимаясь с тумбочки. – Хотя, по логике вещей, конечно, Башлыков. За работу, ребята. Не знаю, удастся ли нам сегодня попасть домой...

Дисциплину на должном уровне мне поддержать удалось. Крюгер протрезвел, Янка забыла про свои болячки; Венька молотил, как проклятый. Выяснилось, что огонь вспыхнул минут семь-восемь шестого, через пару минут лопнуло стекло и повалил густой дым. Убийца изменил заведенной традиции – на черепе у покойного красовалась глубокая вмятина. Прокрался через заднее крыльцо, пользуясь тем, что ливень разогнал людей, постучал в квартиру (а с этого входа попасть можно только на склады и в квартиру Башлыкова – о чем убийца, благодаря стараниям Гарбуса, разумеется, знал). Поговорил с комендантом, ударил по голове «тяжелым металлическим предметом», облил квартиру керосином из канистры, предназначенным для растопки печи с дымоходом в окне, поджег и сбежал той же дорогой...

Венька приволок информацию. Башлыков Олег Федорович, 55-го года рождения, в Рыдалов перебрался десять лет назад – вроде бы из Приморского края. Жил в лачуге на правом берегу, работал разнорабочим на мукомольном комбинате, затем фортуна повернулась лицом (или помог кто-то) – получил должность коменданта общежития, две комнаты в полуподвале. Нелюдимый, злой, не любили его за вечную подозрительность и злую ауру. С женщинами не общался (во всяком случае, с приличными), но при этом имел что-то общее с начальником мехколонны Грушницким. Пару лет назад на Башлыкова заводили уголовное дело: обвиняли в совращении малолетки – шустрой нимфоманки из многодетной семьи. Таскали на разбирательства, но доказать не смогли, оставили в покое. Девчонка не настаивала. В многодетной семье ее затуркали, на что она ответила решительной беременностью. Родила не то сына, не то дочь, придумала ребенку имя, отчество, срочно повзрослела и укатила к тетке в Забайкалье, где, по слухам, нашла принца.

Тело Башлыкова идентифицировали по золотой фиксе – полным составом общежития. Характерная деталь: по размеру превосходит соседние зубы и угрожающе торчит вперед, навевая сходство с вампиром «в действующем резерве». Янка сделала попытку обособить последнее убийство от первых двух, но отказалась от этой затеи – уж больно совпадало. Вывод оперативного отдела подтвердил звонок из криминалистической лаборатории.

– Вы добились своего, сэр, однако доставит ли вам это удовольствие? – иезуитски молвил в трубку Иван Иванович Штумпф, начальник лаборатории. – На стуле в комнате Гарбуса обнаружены несколько волосинок. Анализ выявил, что это плотная овечья шерсть серого цвета. Человек снял верхнюю одежду, сел на стул. Очевидно, кофта длинная – на нее и сел, оставив в заусенцах на стуле следы своего пребывания.