– Нет. Надеюсь, не так. Мне кажется, он будет говорить со мной о результатах стажировки. Я волнуюсь…
– Есть причины?
– Да…
– А объективные?
И снова можно воспринять, как колкость. Можно замкнуться, обидеться, надуться… Но Аня усмехается, поражаясь, как легко он умеет отделять зерна от плевел.
– Я хочу, чтобы мне предложили работу. Если это не случится – очень расстроюсь. Буду считать, что и сама… Недотянула. И тебя подвела.
– Насчет второго можешь не волноваться.
– Почему? – Аня спросила, Корней хмыкнул, не поворачивая голову…
И если сначала Ане показалось, что это может значить что-то похожее на: «кто ж на тебя ставил-то, детка, чтобы ты кого-то подвела», то потом…
Она снова выпрямилась, даже подалась немного вперед, чтобы видеть не только профиль, но лицо…
– Ты говорил уже с ним… – и прошептала, убеждаясь в своей правоте параллельно с тем, как говорила… И еще сильней, когда Корней не реагирует никак. Игнорирует ее очевидное внимание. Включает поворотник, перестраивается в другую полосу… – И ты мне не скажешь, что предложит Ольшанский…
И снова игнорирует. А завершив маневр, бросает быстрый взгляд, позволяя прочесть в нем: «сообразительная, умница»…
– Ты ужасный человек, Корней! – чтобы на эмоциональное восклицание отреагировать уже по-человечески – расплываясь в ироничной улыбке, покачивая головой.
– Мы это уже обсуждали, кажется… – мужчина не постеснялся напомнить о подобном разговоре в подобных же обстоятельствах…
– И я тогда действительно не представляла, насколько… – ужасный и любимый. Но больше второе, конечно. – А он… А он не предложит мне просто потому, что ты интересуешься относительно моих успехов? – но так и не успев уплыть в свои любимые розовые облака, Аня вернула себя же на землю, задавая тот вопрос, который, несомненно, будет мучить, если непосредственный начальник завтра обрадует своим предложением.
– Не предложит. Ольшанский решил, что твои успехи – тема, с которой можно заходить ко мне для обсуждения чего-то другого. Вот и заходит. А я не запрещаю действительно начать с тебя.
– То есть он не знает, что мы…
– Не интересовался. И не интересно. Я сказал и тебе, и ему более чем четко – мое влияние на ситуацию заканчивается просьбой провести собеседование. Дальше ты показываешь, чего стоишь. Он оценивает, нужна ли. Поэтому можешь не заниматься самобичеванием… Если предложат остаться… Я тут ни при чем.
Корней закончил, окинул взглядом, вернулся к дороге, позволяя Ане прокрутить в голове, обдумать…
– Но ты бы хотел… – задать новый вопрос.
– Я хотел бы, чтобы твои усилия были вознаграждены. Я знаю, что ты стараешься. Ты – довольно нетипичный центениал. Думаю, это подкупает не только меня.
– Нетипичный центениал? – Аня повторила, непроизвольно улыбаясь. Похвалы Корнея часто вводили ее в ступор, но чтоб так…
– Твоим ровесникам свойственно другое отношение и к жизни, и к работе. Слишком часто самомнение завышено. Вы сходу требуете высокие зарплаты и ответственные задания, считая, что весь мир у ваших ног. А когда не получается – злитесь. Но не на себя, а на мир. Ты – другая. Сначала ищешь в себе. Потом – в других. В этом твоя проблема. По жизни. Но в этом и преимущество. Как работника. Сомнения в себе делают тебя куда более внимательной. Старательной. Дотошной. Ответственной. Это бросается в глаза.
– С-спасибо…
Аня почувствовала, что краснеет, еле выдавила из себя благодарность. Ей всегда невероятно приятно было слушать похвалу от Корнея. Вот только как достойно реагировать – пока не знала…
– Не за что. Я действительно так считаю. И уверен, что замечаю не только я.