– Это наш шанс, я беру на себя светлую, а ты брюнетку, – проговорил уверенно Шарлиев, и они пошли к девчонкам. Вдруг будто из воздуха появилась та компания ребят.
– Что, это мы опять целовались за углом? – спросил один из них.
Шарлиев прикусил нижнюю губу и со всей мочи врезал ему по лицу. Тот упал. Дискотека закончилась.
Спустя пятнадцать минут Джон и Шарлиев сидели у директрисы в кабинете, где стоял рабочий стол, какие-то горшки с цветами и пахло сигаретами. Ее на месте пока не было. С ребятами сидела их вожатая Аня и страшно тряслась. Это была ее первая смена, и она не могла понять, как перестать зевать от волнения. Послышались громоподобные шаги по коридору.
– Ну что, дорогуши, доигрались? – начала еще из-за двери директриса. – Я уже устала повторять, – она села за свой стол, скрипнув старым стулом, и закурила неимоверно вонючие сигареты, – что правила для всех одни! Никаких драк! А ты где была, Аня? – спросила она вожатую.
– Я была в номере, – отрывисто сказала Аня, прикрывая засос на шее.
– А кто за детьми следил на дискотеке? – спросила директриса, затягиваясь.
– Наверное… Женя… – волнительно промямлила та.
– То есть ты не знаешь? Как же так?! Так вот почему я в десять вечера, вместо того чтобы смотреть свой сериал, должна сидеть и выяснять, что произошло? – гневно кричала она. – Знаешь, Аня, это первое и последнее предупреждение! Я вас тут держу не для того, чтобы вы развлекались, а за детьми смотрели! Все ясно?!
– Да, я все поняла. Этого больше не повторится, Марина Геннадьевна… – ответила она.
– Вот и славно! Я же тебя уволю, Аня, и твоя помощь институту не зачтется. И сессия твоя незакрытая так и останется незакрытой. А теперь идти всем спать! Бегом я сказала, – скомандовала та, и все трое, подпрыгнув, вышли из ее кабинета. Заскрипела старая тяжелая дверь, и Аня нервно вывела ребят из корпуса.
– Еще раз вы кого-то пальцем тронете, – начала она, – я вас выставлю к родителям обратно в Москву! Ясно?! Мне тут проблемы не нужны из-за вас! Бегом в корпус!
Они распрощались.
– Ну вот. Такой у нас лагерь, дружище, – сказал Шарлиев, пока они шли по тропинке аллеи к корпусу. – И хрен знает, что он вообще воспитывает в детях. На нас еще и обидеться все могут за сорванные танцы.
– Да я это понимаю, – сказал Джон, – это жизнь. А круто ты его отделал на дискотеке-то. Научишь?
– Спасибо. Попробуем, компаньон, – улыбнулся Шарлиев и толкнул друга легонько по плечу. Ребята пошли в номер.
– Кстати, нам еще надо придумать, как проучить ночных шутников. Не забыл? – напомнил тот, закрывая дверь.
– Но как? Нам проблемы не нужны. Я не хочу в Москву, – ответил Джон, разбирая постель.
– Придумаем что-нибудь. Надо умыться. Ты пока отдохни, – бросил Тимур и зашел в ванную.
Вечер продолжался, за окнами номеров по всей территории пансионата было тихо. Пахло соснами, и пели сверчки. В номерах горел свет, девочки обсуждали дискотеку и новые знакомства, а мальчики пытались перебить запах курева перед вечерней проверкой. Никто и не думал держать зла на друзей за прерванную дискотеку, потому что это был только первый день, и все еще толком не были знакомы. Начиная с первого дня около одиннадцати часов весь вожатский состав проходил по корпусам и смотрел, все ли на месте. Участников спрашивали про место и нравится ли им еда в столовой. Они также разносили булочки с кефиром в качестве пайка перед сном.
– Всем спокойной ночи! Бегом чистить зубы! А ты почему еще не помылся? – слышалось из коридоров.
Через полчаса все стихло. Ночь прошла спокойно. Уже утром все узнали, что Аню директриса все-таки отправила домой, застукав ее на подъеме мирно свернувшейся в комочек в постели у другого вожатого, которому потом и отдали отряд уехавшей Ани. Тот день выдался жаркий, народ обливался из надувных шариков, бегая повсюду. На жаре летали слепни, где-то рядом слышался шум электричек. За два часа до обеда всех повели купаться на речку, чтобы уборщицы перестали ругаться на мокрые полы в корпусах. Дети начали играть в подвижные игры вроде волейбола. Конечно, в рамках того, насколько волейбол получался у подростков.