– Ты мне совсем не даёшь.

Слышу я в отеле, когда от усталости сложно даже улыбнуться. Эта грубость тоже новость. Раньше в его лексике не было таких неуважительных слов. На день моего рождения мы ужинаем в маленьком ресторанчике при Ковент Гарден, наши пластиковые карты в рюкзачке, Амир расплачивается.

В «Лауре Эшли», оплачивая  кожаный плащ, кричащий мне : "я только твой", и я поторопилась без колебаний принять его любовь, слышу, что высокий, мощный, чёрный продавец говорит, мол, на моей карте нет пятисот фунтов стерлингов, что делать, снять наличные я не могу, карту повредили в Москве девочки-кассиры нашего салона,я их своей визой обучала пользоваться импринтером, они её прокатывали вверх ногами, и только в Лондоне я заметила повреждение, при попытке воспользоваться банкоматом. До меня доходит, что на моей карте не хватает денег, потому что вчера в ресторане Амир расплатился ею. Его манера. Но раньше не по отношению ко мне. Плащ я, конечно, купила, и перестала его носить только тогда, когда он прохудился до дыр. Любовь,взаимная,в чистом виде.

– Амир, хочу, чтобы ты мне подарил вот эту картину.

В грубой деревянной раме под стеклом копия древней вышивки на христианскую тему.

– Ты же знаешь, я не люблю религиозных предметов.

Да, знаю. Религию он считал убежищем убогих и неудачников. Картину, привезённую из Лондона, я вижу в своей спальне каждый день. А у него и без этого всё "окей".  Легко соглашается идти со мной в разные стороны в предпоследний день нашего пребывания в Лондоне. Плохой знак, я всё чаще остаюсь не на первом плане. Но я ещё не сознаю перемен. Перехода из любимой в чужую.  Всё только начинается. И я ещё этого не знаю.

В дни «разрыв – душа», уже после развода.  Её частые звонки с вопросом «как дела» вызывали во мне уже не смешанные чувства, а устойчивый стыд и раздражение, это напоминало желание человека в определённое время включить телевизор, и узнать, как развиваются события в любимом сериале. А «телевизор», то есть я, добросовестно работает: рассказывает по ролям, показывает в лицах, тратит энергию. В один момент устала, и говорю:

– Алла, ведь ты прекрасно знаешь, что я всегда рада возможности встретиться, сколько можно болтать по телефону?

– Но я хотела бы тебе помочь.

– Как?

– Может быть, посоветовать, к кому обратиться.

Ясное дело, она привыкла, что у меня есть деньги и можно их кому-то пристроить.

Но у меня уже нет денег, и я перестаю быть интересной для активного общения.

– Пожалуйста, не звони мне больше.

Познакомились мы в аэропорту Лиссабона. Оказалась здесь случайно, в Алгарве отдыхали Данил, Ира, маленькая Алиса. Ира попросила, чтобы к ним прилетела я. Лететь пять часов, позади нас бузят всё сильнее и сильнее накачивающиеся алкоголем члены одного коллектива,  два мужского и один женского пола, полёт сам по себе непростой, а вдобавок тебя колотят конечностями в кресло, орут, всё это, чтобы побороть страх, но до чего же неприятно. Я играла в «быть выше», но, видно, это мне было не по силам, и, наконец, уже приземлившись, сказав много чего, я нашла поддержку почти у всего самолёта. Если бы я высказалась раньше, это бы ничего не изменило, но пристыдить их перед тем, как они начнут позорить нас за границей – долг чести.

Шикарная арендованная на месяц вилла, активный живой домашний организм, но он у хозяев португальцев не один, и на лето можно сдать его  в аренду, русские гости в новинку. Увидеть Атлантический океан не на карте, не на глобусе, а вживую очень хотелось. Амир  недоволен, очень дорогой билет, да ещё не напрямую в Алгарве, а в Лиссабон, откуда ещё пилить и пилить. Но есть причина, по которой я уже поняла, что особенно жалеть его не надо. Данил обрадованно  встретил меня рано ночью, и, как сумасшедший, три часа гнал по опасной дороге с двухсторонним движением. Португалия пока ещё диковата в туризме и этим хороша.