– Вот уж чего мне точно не нужно, так это чтобы твоя мама взялась разрабатывать мне стиль. Все, кого она одевает, выглядят так, будто на свадьбу собираются или сейчас новости по телевизору читать будут. Меня не остепенить!

– Верно. Но я ведь опять могу отправиться путешествовать. Мне бы понадобилось минимум четыре новых деловых костюма, если бы я согласилась на ту работу в Париже.

Это звучит круче, чем следовало бы на самом деле. Да и вообще, что было – то прошло. Я слишком долго колебалась, и в результате контракт подписали с кем-то другим, так что Клео попадает в точку:

– Тебе за последние полгода предложили три классные работы на континенте, и ты отвергла их все, так что можешь и дальше сидеть в подвальной квартирке в Кардиффе и переводить на немецкий компьютерные игры.

Она права. Изначально именно для того, чтобы вращаться в высшем обществе, я и выучила столько языков, и дались они мне легко, потому что я знала, к чему иду. Так классно было чувствовать, что я действительно что-то умею, – я и вправду ощутила себя гражданином мира. Но после моей последней и чудовищно неудачной поездки в Швецию я поклялась, что «больше никогда и ни за что». Это было два года назад, и теперь я предпочитаю сидеть дома. Я даже перестала тосковать по приключениям. Ну да, сейчас я веду не слишком шикарную жизнь, но, по крайней мере, не приходится пялиться на волосатые уши международных делегатов, задыхаться от гнусных одеколонов, которыми поливают себя модные дизайнеры, и вздыхать от того, что это не меня сейчас держит за руку эта горячая латиноамериканская знаменитость, а ту прилипалу журналистку из «Гламура». Нет, ну подумать только: ты тут играешь жизненно важную роль – помогаешь этим людям общаться друг с другом, – а они даже не замечают твоего присутствия.

К тому, что тебя игнорируют, привыкаешь, конечно. К счастью, у меня была неплохая практика – бесконечные обеды, на которых мама представляла меня очередному воздыхателю. Каждый раз уже после первых минут знакомства я становилась лишней. Терпеть не могла их неуклюжие попытки со мной сюсюкать. И тогда я постигла искусство выпадать из разговора – вы бы и не заметили моего присутствия. Я сидела за столом и представляла, что мне платят за то, чтобы я не реагировала, – я вычитала у себя деньги за каждое саркастическое замечание или за несдержанную попытку защитить отца, который ушел, когда мне было девять. Ну так вот, а теперь, когда я перевожу, я не проявляю никаких эмоций, даже если тот, за кого я говорю, шутит или кипит от злости. Как говорил мне учитель, не надо отыгрывать то, что ты говоришь, просто повторяй, будто ты живая бегущая строка.

– Подумай только, как здорово мы сможем отдохнуть на эти деньги!

– Ким, ты уже два года не была за границей. Наша кошка и то чаще пользуется твоим чемоданом, чем ты.

– Хочу заметить, что я говорю на шести языках.

– Испанский среди них на втором месте, а ты даже никогда не была в Испании.

– Поеду еще, может быть.

– Ну раз так – беру все слова обратно.

Я смотрю на наше исчерканное исправлениями сочинение на тему «Как потратить 5000 фунтов».

– Довольна? – фыркает Клео.

– Ненавижу ходить по магазинам, – со стоном отзываюсь я.

– Я тоже.

Я перелистываю каталог «Фриманс» до раздела нижнего белья, быстро считаю в столбик на уголке листа и говорю:

– Как насчет трехсот двенадцати пар колготок из разряда втяни-все-в-себя?

Клео знает, что за этим последует, и выжидательно ко мне поворачивается.

У меня сердце стучит, как барабан, и пересыхает во рту. Поверить не могу – мы столько времени провели в унылых размышлениях и разговорах на эту тему (и началось все задолго до того, как эти деньги свалились нам на голову), и вот теперь в моей власти претворить все наши фантазии в жизнь.