– Мне кажется, что очень. Я не могу тебе ничего объяснить. Я пока немного понимаю.

– Тогда не надо. Захочешь? Я к твоим услугам, – Лёшка встал и стал менять костюм.

На каждую программу выдавался новая одежда. Программы шли в разные дни. И ведущий не должен выглядеть бедным родственником. Все же Центральное телевидение – эталон вкуса и гламурности.

– Ты успокоилась? – сочувственно спросил Боренька.

– Да, всё хорошо, давай начинать.

До конца записи, которая длилась пять часов, я не думала о тревожащей и опасной теме. Всё получилось, как нельзя лучше. Адреналин, который с утра заполнил меня, отражался на всех окружающих, работающих на программе. Все вокруг меня немного вибрировали и даже несколько истерили. Передачи от этого получились только лучше.

На запись пришел генеральный продюсер, и удивлённо разводя руками, сказал:

– Вы записываете праздничные программы? Такой подъем бывает только на новогодних.

– Нет. Я приняла к сведению вашу критику после первой записи, – я широко улыбнулась начальнику и стала быстро ретироваться спиной к выходу.

– Марьяна, ты дозвонилась Яне? – Строго спросила я капризную приятельницу.

– Я её видела, – раздраженно ответила Машка. Она лишь отмахнулась и сказала, что когда освободиться, сама нас найдет. Ты слышала, что-нибудь подобное. Наглая какая.

– Слышала и не раз. Будем ждать. Марьяша, греби к «Максу». Я там тебя подожду.

– Ну, да. Я буду, как собачка бегать за Янкой. Кира, зачем нам все вытаскивать на свет неприятное старое событие? Окажется, что мы все виноваты.

– Может и так. Маша, нам есть в чем разбираться и помимо стародавней истории. Мы всю жизнь то помогаем, то мешаем друг другу. У нас ведь ближе, чем мы сами, никого нет. Почему же мы не можем найти общий язык? – Я взывала к Марьяниному заснувшему еще много лет назад разуму и охладевшему сердцу.

– Уговорила. Я иду в кафе.

Я пошла в студию, где обитала Яна, пася и охаживая знаменитых гостей. Сейчас, начнет орать, что мне нет дела ни до чего, кроме моей карьеры, а ее «творческий» подвиг мне безразличен, даже раздражает.

Вдоль длинных, с противным тусклым дневным светом коридоров, я продвигалась к Яне.

– Кирюш, привет. Ты не устала от нашей обители? Ласково, побеспокоилась знаменитая, экстравагантная, чумная, как ее звали в «Останкино», певица-ведущая, с которой мы дружили много лет.

– Нет. У меня сегодня избыток энергии, – улыбнулась в ответ я Лиле.

– Какие-то слухи ходят. Пропал труп? Серьезно? – Лиля наклонилась ко мне. Она, наверное, на метр длиннее меня, а уж на каблуках.

– Не слышала, – соврала я и покраснела. Мне хотелось поделиться с умной Лилей. У нее остроумное и неадекватное мышление. И все, что постоянно вижу на экране в ее программе, меня страшно коробит. Но, хорошее отношение и абсолютная уверенность, что Лилька дуркует и просто зарабатывает немалые деньги, примиряет меня с ней. К сожалению, такие претензии можно предъявить почти ко всем каналам. Но меня об этом никто не спрашивает.

– О чем задумалась? – Пристально всматривалась в мои глаза Лиля.

– Обо всем. Бывает время, когда философские мысли посещают голову зрелой женщины.

– Не хочешь говорить, не говори. Все равно придешь, я знаю точно. Я же очень умная, – Лиля поцеловала меня в лобик.

– Я ещё жива, – засмеялась я.

– Пока мы почти все живы, – ведущая сделала, пируэт на высоких каблуках и, подпрыгнув, удалилась в очередной темный коридор.

Дорога в единственное курящее место на земле телевизионного эфира было, как всегда забито до отказа. Я поискала глазами уголок около закрытого наглухо окна и нашла.

– Здесь занято, – неприветливо предупредила меня молодая борзая корреспондентка, небрежно бросая сумку на диванчик. Из открытого рта потертого стильного портфельчика полетели вещички любовно собранные хозяйкой для телевизионной карьеры.