На планете По жил Жан, одинокий французский полицейский. Именно французский, это было ясно по его красивому синему мундиру и смешной полицейской шапочке с козырьком и кокардой. Он был невысоким, толстеньким и, как все французы, носатым. Планета была так мала, что на ней смог бы жить только один человек. Она висела в черно-синем космическом небе, усыпанном яркими серебряными звездами. Жан все время грустил, потому что на планете По все время шел дождь и никогда не было солнца, и потому что на планете По никогда ничего не случалось. Жану некого было защищать, некого было спасать, и его работа казалась совсем ненужной, как и сама жизнь. Он сидел у окна, подперев голову пухлым кулачком, и смотрел в космическое небо, а струи дождя лили по стеклу, делая очертания предметов за окном размытыми и дрожащими. Его печальное созерцание сопровождала музыка из альбома группы «Spaсe» – «Ballad For Space Lovers» (это Марина выяснила несколько лет спустя, когда стала взрослой; а во сне она просто слышала красивую мелодию, которую откуда-то запомнила). Однажды, сидя на крылечке своего домика, Жан увидел пролетающую мимо него планету, такую же маленькую, как По. На ней стоял такой же маленький человечек в полицейском костюме и шапочке с кокардой и размахивал руками в радостном приветствии. Он не был грустным, потому что на его планете всегда светило солнце, росли красивое зеленое дерево и большой яркий цветок. Жан стал махать ему в ответ. Но они так и пролетели мимо друг друга, потому что планеты не могут притягиваться. Марина проснулась.

Свернувшись калачиком, Маринка лежала и вспоминала, как мама забирала ее, маленькую, из садика, как она приходила за ней, пахнущая духами, обнимала и целовала. Улыбаясь и шутя, мама заматывала Маринку в огромный пуховый платок и туго затягивала на спине крест-накрест концы шали.

– Мамочка, мне жалко!

– Кого тебе жалко?

– Ну, не жалко, а жалко!

– Да кого же?

– Да дусно мне, дусно!

Марина пыталась вспомнить, когда мама перестала обнимать ее, говорить всякие добрые глупости? Старалась понять: «Меня мама любит? Конечно, любит! Мамы же не могут не любить своих детей! Просто мама очень устает, поэтому злится, – снова вплывая в пока еще детский сон, Марина думала о маме, о сестре, об одиноком Жане. – Я потерплю. Я очень тебя люблю, мамочка…»

***

Машка заворочалась, просыпаясь.

– Муль, когда пришли вчера? – потягиваясь, спросила дочь.

– Часа в четыре.

– Ни фига себе! Что так рано?

– Да вот как-то так. Корпоратив по случаю нового договора устроили, собрались чаю попить. С тортиком. Попили…

– Тортик-то был?

– Не помню, заяц. Вроде, было что-то вкусное.

– Могла бы мне принести в клювике, – Машка закинула ногу на мать, руку на ее шею и задумалась.

– Ма, тебе работать в офисе нравится?

– Вроде, нравится, не знаю. А что?

– Ничего. Я тоже хочу у тебя в офисе работать. У вас весело.

– Ну да, обхохочешься. Особенно по утрам в субботу.

– А ты не оставайся после работы по пятницам. Скажи дяде Валере, что дела дома. Ты же можешь не оставаться?

– Могу.

– Ну вот. И со мной будешь, и болеть не будешь утром. Олег спит еще?

– Да, дрыхнет, они вчера с дядей Сашей за жизнь спорили. Три бутылки водки проговорили.

– Д-а-а-а… Пойду позырю.

– Иди, тапки надень, не ходи босиком. Олег опять скотчем привяжет, вопить будешь.

– Не привяжет, – Машка прошлепала в спальню к отчиму, на ходу влезая в материны шлепки.

Девочка не любила слово «отчим». Но и отцом Олега не называла, звала по имени, хоть и воспитывалась им с двух лет. Они сразу нашли общий язык, не конфликтовали, общались просто, по-дружески. Машка всегда терлась около взрослых, ей безумно нравились родительские тусовки, частые шумные компании, поездки на шашлыки, к кому-нибудь на дачу. Там всегда очень весело, и можно было поздно ложиться спать, смотреть телек, сколько хочешь. Но телевизор включался редко и был менее интересен, потому как, развесив уши, Машка вникала во все взрослые разговоры. Ей очень нравились песни Чижа и как Олег поет их и играет на гитаре. Мама всегда пела с ним, а ее подружки подпевали противными голосами. Петь хотели все, но получалось только у Олега и немножко у мамы. Тетя Света говорила маме: