Она помахала нам рукой и вышла за ворота. Блондин вздохнул и сказал: «Я больше так не могу. Приедем на базу, заведу себе девчонку. Весь поселок обойду, но найду себе красотку не хуже Катерины». Я только усмехнулся и ничего не сказал Сашке.

Наша учеба в Москве подходила к концу, экзамены мы сдали все не на отлично, конечно, но на твердую четверку и еще раз заслужили поездку в Москву. На этот раз нас отвезли на концерт Олега Газманова. Мне его песни нравились, мужские такие, солидные и сам он выглядел, по моему представлению, достойно, не то, что некоторые лахудры, смотреть противно. Вернулись в школьную казарму поздно, спать не хотелось, обсуждали с Сашкой предстоящую поездку домой, а потом работу в посольстве. Было страшновато: как оно там всё сложится. Мы за границей еще ни разу не были, даже в Турции. Кроме своего Приморья, а теперь и кусочка Москвы, больше ничего не видели.

Уснули только под утро. И приснился мне сон, такой странный, будто я и Катя занимаемся любовью в каком-то дивном саду. Она меня целует, обнимает, а я хочу погладить ее волосы и не могу дотянуться до них. Я даже Сашке не стал рассказывать этот сон, было как-то не по себе: скажет еще, что только об этом я и мечтаю.

После завтрака нас к себе вызвал полковник, еще раз мы подписали бумаги, где клялись сохранять всё в тайне и ничего никогда не разглашать о том, где мы были, кто нас учил и куда направляемся на дальнейшее прохождение службы. От полковника мы пошли к своим волчатам. Они были уже в клетках и очень нервничали, увидев нас, завиляли хвостами и заскулили, как маленькие дети, которых заперли в комнате по непонятной причине. Мы успокаивали своих питомцев:

– Скоро, Огонек и Спичка, тайгу увидите, на воле погуляете, немного ждать осталось, – приговаривал я и гладил Огонька по холке.

Улетать во Владивосток мы должны были ночью. В аэропорт нас доставили за час до отлета самолета, там встретили и Катю. Но посадили нас не в пассажирский лайнер, а в грузовой.

– Так надо, – сказала Катя. – С вашими волками только и лететь на грузовом, здесь и народу поменьше, и вам спокойнее. Ваши воспитанники хоть и в клетках, зато рядом с вами им не так страшно, и вам тоже. Вот теперь мы все рядом, – вздохнула Катя, – скоро своих увидим. Я так соскучилась по отцу.

– А я по маме. Хоть и звонил ей иногда, но это не то. Обнять ее хочется. Только в разлуке понимаешь, как тебе дороги твои родители.

– А я по всем сразу, – проговорил блондин, – особенно по бабушкиным блинам. Ох, и вкусные они у нее получаются, особенно с мясом, – и облизнулся.

Катя засмеялась:

– Ничего, мальчики, дайте срок, приземлимся в своей тайге, и напеку я вам таких блинчиков, что и в сказках таких не пекут.

Самолет набрал высоту, мерно загудел, мы притихли и задремали.

Проснулись, когда уже нам кто-то кричал:

– Эй, сони, выгружаться пора! За вами машина уже подошла.

Я выглянул в иллюминатор. Самолет стоял, а к нему подъезжала наша машина, и видно было, что рядом с водителем сидит командир Петрович. На этом заканчивалась наша учеба в московской школе, мы снова были дома, у себя, в своем Приморском крае. И нам полагался месячный отпуск.

Сразу из аэропорта командир вместе с нашими волчатами отправил нас в отпуск, выплатив нам наши зарплаты за целый год. Мы таких денег с Сашкой вообще в руках никогда не держали. Я сначала даже растерялся, когда Петрович протянул мне такую пачку денег и сказал:

– Давай-ка в ведомости распишись, что ты их получил.

– Это всё мне?

– Ну не мне же! – воскликнул командир и засмеялся. – Это не только твои отпускные, это еще и подъемные по месту новой вашей службы-работы, так что всё не тратьте сразу, а то в Пекин полетите пустыми.