Корабль медленно двигался вверх против течения Нила. На высокой палубе, укрытой тентом от жгучих лучей солнца, возлежали на ложах, сидели в креслах друзья и родственники Береники, изнывая от жары и духоты. Порывы ветра с Ливийской пустыни не могли принести путешественникам облегчение. Ветер был горячий. Но когда рабы начали поливать палубу водой, то она, быстро испаряясь, стала насыщать сухой ветер влагой. Под широким тентом появилась прохлада. Люди оживились. Впрочем, на царицу, которая была старше Иосифа на десять лет, жара не действовала. Она сидела по другую сторону широкого прохода и, чуть улыбаясь, зачарованно смотрела на лицо юноши. Она ни о чём не думала. Тиберий Александр решил привлечь к себе внимание публики. На его широких плечах висела белая тога из китайского шёлка. Китайский шёлк был необычайно дорогим. И, по сути, на плечах всадника висело целое состояние. А сама тога давно стала священной одеждой для людей империи. Люди расступались в стороны, когда видели идущего навстречу носителя тоги и выказывали ему всяческое уважение и почтение. В противном случае тех, кто не уважал гражданина Рима, ждали розги, тюрьма или продажа в рабство. Продажа в рабство грозила и тому человеку, который, не имея на то право, носил тогу.

Тиберий Александр выбрал интересную тему для рассказа: падение Мессалины жены императора Клавдия, которая при живом муже вышла замуж за патриция Силия. На свадьбу был приглашён в качестве свидетеля и Клавдий. Он, как обычно, посмеиваясь и делая ужимки своим звероватым лицом полного идиота, поставил подпись в брачном контракте. Императора уверили, что это шутка. Но вольноотпущенник Нарцисс, правивший империей, был напуган свадьбой Мессалины и юного Силия, потому что понял, что дни Клавдия были исчислены его женой. А так же были исчислены дни Нарцисса. Мессалина была подстать своему супругу, не знала меры ни в любви, ни в гневе. Сторонники Нарцисса были в ужасе от возможного кровавого террора безумной Мессалины. Сам Нарцисс, заламывая дрожащие руки, метался по кабинету, обдумывая планы, с помощью которых можно было бы открыть глаза Клавдию на правду его жизни с неверной женой. Если бы он был психически нормальным человеком, то сам Нарцисс мог бы сказать императору о предательстве Мессалины, о котором знала вся империя, кроме одного человека, Клавдия. Сумасшествие императора, которым виртуозно пользовался Нарцисс, обернулось против Нарцисса, потому что императору можно было легко внушить любую мысль. Мессалине не стоило бы большого труда убедить мужа в своей кристальной чистоте перед ним и потребовать отправить Нарцисса на Гемонии. А на следующий день Клавдий поступил бы так, как он всегда поступал, оглядев своих друзей, удивлённо бы спросил: «Почему не пришёл мой друг Нарцисс? Он меня сердит своим отсутствием».

Нарцисс решил подставить под возможный удар Мессалины двух своих шпионок, если бы план сорвался. Эти шпионки были любовницами Клавдия. Они по очереди, посылаемые из-за двери Нарциссом, метнулись в ноги императору и рассказали ему правду о его жене. Клавдий, конечно, поверил и сидел с широко открытым ртом. Нарцисс, зорко следивший в щель из-за двери за выражением лица Клавдия, решил и самого себя бросить на весы интриги. С пронзительным воплем он влетел в комнату, рухнул на колени перед императором и, задыхаясь, плача и стеная, сказал, что Мессалина и Силий решили завладеть императорской властью, а Клавдия убить.

Клавдий ощупал свою грудь дрожащими руками и, заикаясь, хрипло, едва-едва внятно спросил Нарцисса: «Я ещё император или императором стал Силий?» И когда Нарцисс клятвенно убедил его в том, что он по-прежнему император, Клавдий, вскочив с кресла на ноги, громовым голосом заревел: «Я убью её собственными руками!» Он таким страшным голосом ревел и кричал непонятные слова на непонятном языке, ломал мебель, а обломки яростно швырял вокруг себя, что все вольноотпущенники разбежались по сторонам. И Нарцисс торопливым шагом удалился за дверь, и оттуда, из-за щёлки стал внимательно следить за буйством императора. Когда он утомился и сел на сломанную мебель, Нарцисс тотчас вызвал всех влиятельных придворных, то есть, вольноотпущенников, которые клятвенно подтвердили слова шпионок и Нарцисса. И тем вновь ввергли императора в испуг.