В Александрию приехала из Рима, где она постоянно жила вместе со своим старым супругом, юная царица Береника, правнучка Ирода Великого, наслышанная о красоте и уме Иосифа. Когда их представляли друг другу, царица так пылко взглянула своими бархатными глазами в лицо Иосифа, что он смутился и покраснел оттого, что смутился. А мать торопливо сказала:

– Он ещё не достиг того возраста… – и этими словами ещё сильней смутила своего сына.

– Но, я думаю, что обменяться поцелуями уже можно, – хитро улыбаясь, ответила царица и, обняв Иосифа за плечи, дерзко поцеловала его губы.

Поцелуй был такой странный, что юноша «потерял» голову. На мгновенье ему показалось, что Бог смутился за него и закрыл своё лицо рукой. Иосиф метнулся прочь из комнаты. И где-то в другом месте с размаху налетел на стену. Нелепо махая руками, он шагнул влево, вправо, развернулся, но всюду были стены, выход не появлялся перед его глазами. Он исчез. Иосиф хотел укрепить себя молитвой, но не смог вспомнить ни одной. Наконец Бог сжалился и открыл перед Иосифом окно. Разгорячённый, тяжело дыша, юноша бросился к окну, чтобы выпрыгнуть на улицу и убежать домой, в Иерусалим.

Улица была далеко внизу. Иосиф потрогал руками голову. Она была на месте, на плечах. Он огорчённо вздохнул, потому что он всем показал себя маленьким ребёнком.

– А что я должен был сделать? Ах, да! Мне нужно было строго взглянуть царице в лицо, чтобы она смутилась, потупила свой взор перед мужчиной. И поцеловать её по-мужски.

Ещё было не поздно всё исправить, явиться перед людьми мужчиной, твёрдым, сильным.

Иосиф быстро отдышался и прочитал укрепляющую его дух молитву. А потом, печатая шаг, делая руками скупые, чёткие движения и строго глядя перед собой, он пошёл в зал. Когда Иосиф появился в зале, все затихли, замолчали и удивлённо стали смотреть на юношу. Он же, продолжая мысленно читать укрепляющую молитву, с лицом суровым, закаменелым, с остановившимся взглядом, направился к царице. Она не потупилась, потому что в полном изумлении глядела на Иосифа. Он обнял руками её нежные плечи и прижался губами к её губам. Рядом с юношей прозвучал нарочито обеспокоенный голос его старшей сестры Мариаммы:

– Иосиф, что с тобой случилось? На тебе лица нет. Где ты его оставил? – И она, округлив глаза, поискала лицо брата вокруг себя, а потом развела руками. – Нету.

Он вновь едва не потерял голову, потому что в зале находились уважаемые люди, которые приехали из Рима вместе с царицей. Её брат царь Агриппа и римский всадник Тиберий Александр, перешедший в язычество. Год назад он был прокуратором Палестины, но редко появлялся в Иерусалиме, так как евреи считали его предателем, поворачивались к нему спиной, а другие – более горячие – плевали в сторону прокуратора.

Царица всё поняла, скромно потупилась и, улыбаясь, проговорила известную фразу, немного изменив её:

– Ты Иосиф Прекрасный в том саду, который словно Египет.

Обуреваемая чувством любви юная Береника отправилась с семейством путешествовать по Египту. Она была настойчивой, но когда она брала руки Иосифа в свои руки, тут же появлялась Мариамма и пронзительным голосом кричала:

– Не твори блуд! – И с укором взглянув на брата, смущённого криком сестры, она добавляла: – Укрепи себя молитвой.

Царица тоже внимательно смотрела на юношу, который долго стоял перед усыпальницей Хуфу. Поведение Иосифа говорило царице, что он мечтал о великих делах. Но для этого он должен был перейти в язычество, стать эллином, как Тиберий Александр. Она знала, что Иосиф был воспитан фарисеем Аристобулом. Чувство любви не позволило юной женщине увидеть в Иосифе то, что хорошо видели мужчины. Он был слабохарактерным, безвольным, как женщина. В то же время Иосиф притягивал к себе внимание всех, кто его окружал, притягивал женственной чувственностью.