Рыжая красавица прекрасно знала правила, но, поскольку уже была на взводе, что-то раздраженно буркнула чисто по-мужски.

Павловски исчез в глубине коридора и вернулся через несколько минут вместе с пожилым мужчиной, которому явно было тяжело передвигаться.

Теперь, когда пара понятых у них была, Эмма, выкрикнув последнее предупреждение и не дождавшись ответа, выбила дверь.

С оружием наготове Борис с напарницей зашли внутрь квартиры того, чье имя вместе с тремя другими, выведенными дрожащим почерком, значилось в таинственном списке.

Борис и Эмма уехали уже больше часа назад, и Максим не мог усидеть на месте. Ему было велено привести в порядок старые бумаги – детское наказание в духе дедовщины, через которую он прошел в армии, когда был новобранцем. Он бы предпочел, чтобы его отправили чистить сортиры: по крайней мере, он бы оказался в средоточии самых низменных отправлений представителей своего вида.

Кубик Рубика занял его на несколько минут – он уже несколько раз его собрал, – но, глядя на суету коллег, он ощутил, что ему не терпится действовать.

Все прилипли к мониторам или к телефону. Никто не заметил, как он встал и направился к камерам предварительного заключения.

Если человеку, зашедшему впервые в здание бригады, оно могло показаться суровым, то это впечатление лишь усиливалось в отсеке для задержанных: бетонные стены не придавали тепла обстановке, а в конце мрачного, скудно освещенного коридора, как завершающий картину штрих, располагался «холодильник».

Шаги Максима отдавались гулким эхом от тяжелых металлических дверей; у последней он притормозил.

Медленно отодвинул заслонку глазка и приблизил лицо.

Незнакомец свернулся в клубок в центре камеры и никак не отреагировал. Но Максим с его обострившимся чутьем заметил слегка участившееся дыхание. Человек явно понял, что за ним наблюдают. В обычных обстоятельствах Максим мог различить в запахе пота ничтожные изменения, выдающие стресс или, чаще, страх. Он прижал нос к зазору в маленьком окошке, но пот, выделяемый апокринными железами[6] подозреваемого, был таким насыщенным, что любые попытки его проанализировать терпели крах. Этот тип наверняка не мылся уже несколько дней.

Эмма была права: скорее всего, это нарик, который в вызванном ломкой бреду вообразил, будто совершил убийства, чтобы кто-то обратил на него внимание и пришел на помощь. Однако интуиция подсказывала молодому человеку, что тут кроется что-то еще.

Если признания незнакомца – игра воображения, зачем же он зашел в этой игре так далеко, что сочинил список из четырех жертв? Слишком конкретный – не похоже на простое вранье.

Максим несколько долгих минут рассматривал подозреваемого. Ему бы так хотелось усесться напротив и задать несколько вопросов. С тех пор как он получил диплом по синергологии, любой, даже самый короткий разговор с жертвой, любой диалог или мимолетный жест воспринимались им совсем не так, как раньше. Он переориентировал вопросы, ловил мельчайшие реакции и анализировал каждое движение лицевых мышц или рук. Дьявол скрывается в деталях, даже самых незначительных. Однажды, принимая обычные свидетельские показания молодой женщины, чей муж разбился на мотоцикле, он заметил, что она слегка вздергивает правую бровь, стоило ей заговорить о погибшем супруге. На словах она описывала мужа как человека любящего и внимательного, в то время как невербальные знаки свидетельствовали об обратном. Ее речь не согласовывалась с тем, что она на самом деле думала. Максим решил разобраться и сфокусировал вопросы на поведении мужа. Всего через несколько минут несчастная вдова расплакалась и призналась, что благоверный ее бил.