В этот момент Макс вырвал у него из рук бинокль. Антон вздрогнул и уставился на друга.

– Ты что?

– Ничего. Видел бы ты себя сейчас! Скажи, что ты чувствовал?

– Да ничего я не чувствовал. И, знаешь, Макс, отстал бы ты от меня со своими идеями!

Антон сам не мог понять своего внезапного раздражения, чуть ли не злости. Объяснить, пожалуй, мог бы – усталость от долгого ожидания, нервозность, которую Макс усердно накручивал, и всё такое, но одно дело гладко объяснить, и совсем другое – понять на самом деле. И хотелось ему сейчас одного – чтобы его оставили в покое. Не глядя на Макса, он пошёл к двери.

– Антон, подожди!

– Всё, я – домой.

– Антон…

– Всё, я сказал!

В прихожей он на ходу сорвал с вешалки куртку и с чувством хлопнул входной дверью.

Чуть ли не бегом обогнув дом и оказавшись на улице, Антон поднял голову на окна. Он представил Макса, так и стоящего за опущенными жалюзи, и с трудом удержался от желания показать ему средний палец. Ощущение было, словно душу завязали узлом – злость, тоска, тревога…Антон чувствовал себя собакой, у которой отняли кость, а вместо неё сунули под нос плеть.

Он прошёл уже с полквартала, когда его начало потихоньку отпускать. Будто мешок сняли с головы. Теперь Антон искренне не понимал, с чего так завёлся. Ну, бредовые идеи Макса – это понятно, они кого угодно достанут, но он-то к ним давно привык. Друзья детства, как-никак! Чувствуя неловкость, Антон остановился, достав мобильник, чтобы набрать Макса, но рука замерла на полпути. По противоположной стороне улицы шёл тот самый мужчина, за которым они недавно следили из окна. Внутри неприятно ёкнуло. У Антона возникло ощущение, что увиденное им в окулярах бинокля было обманом, словно картинка, пропущенная через фотошоп. А сейчас он видел этого человека вблизи, и с ним впрямь было что-то не то. Антон не мог сходу сказать, что именно, но, к примеру, если бы в метро рядом с таким освободилось место, он бы туда не сел. Что-то на уровне интуиции.

Мужчина тем временем спустился с тротуара и начал переходить дорогу. Антон спрятал мобильник и пошёл прочь, уговаривая себя не оглядываться, но неприятное чувство усиливалось. Пройдя перекрёсток, он не выдержал и обернулся. Незнакомец шёл позади него. Он не обращал на Антона никакого внимания, но походка его уже не была неторопливой, он явно прибавил шагу. И тут Антон понял, что с внешностью этого человека не так – его лицо было неподвижным. Не спокойным, бесстрастным или апатичным, а именно неподвижным. Он вспомнил, как однажды частью из любопытства, а частью от нечего делать зашёл в церковь и случайно попал на отпевание. Внезапно увиденный открытый гроб и незнакомое восковое лицо на атласной подушке вызвало гнетущее впечатление. Антон тут же выскочил прочь, но картинка из-за своей неожиданности врезалась в память. Так вот, лицо идущего сзади человека производило то же впечатление потусторонней застылости, только атласной подушки не хватало. Теперь Антону не казалось, что Макс в своём рассказе сгустил краски, представив и без того кошмарный случай ещё более жутким.

Юноше стало не по себе. Он рылся в памяти, пытаясь припомнить психические нарушения, связанные с поражением лицевых мышц, но ничего не вспоминалось, отчего гнетущее состояние лишь усиливалось. Не зная толком, зачем, он свернул под арку первого попавшегося дома, искоса бросив взгляд назад – идущий следом мужчина снова ускорил шаг. Антон почувствовал, как учащённо забилось сердце. Он оказался во дворе с выходящим в него рядом парадных. Сзади послышались гулко раздававшиеся под аркой шаги и Антону пришло в голову, что теперь он знает, как чувствует себя попавшая в мышеловку мышь. Бежать было некогда, прятаться – разве что под одиноко стоящую во дворе машину. Единственная надежда, что на парадных нет кодовых замков. Шаги приближались, преследователь вот-вот выйдет из под арки. А в том, что мужчина преследует его, Антон уже не сомневался. Он подбежал к ближайшему парадному – слава богу! Кодового замка не было.