– Из-за него? – предположила я вслух, подходя ближе, когда бабулька, стоящая рядом, стала оглядываться. – Ты подрался из-за этого парня, и он приходил тебя навещать?

– Звучит романтично, но нет, – закусив губу Алекс резко разворачивается ко мне лицом, и я вижу страх в его карих глазах. – Я подрался с ним из-за него самого.

– Ты серьёзно? – Алекс кивает, и я чувствую, как во мне начинает кипеть злость и чесаться руки. – Почему ты говоришь об этом сейчас? Алекс, почему ты вообще начал встречаться с тем, кто почти разрушил твою жизнь?! Ты в своём уме?

– Прекрати! Мне и так плохо, а ты ещё хуже делаешь! – Кричит он, дёргая меня за руки.

– А чего ты от меня ждал? Что я поддержу тебя, а особенно его? Я была рядом всё то время, пока ты восстанавливался…

– Поэтому и не говорил, – резко оборвав меня на полуслове, Алекс упрямо смотрит мне в глаза, а едва сдерживаюсь от того, чтобы не придушить его собственными руками за тупость. – Я думал, что смогу простить его, но я не смог. Всеми силами пытался, но не получается, а сейчас, когда всё снова начинает рушиться, я почти уверен, что ненавижу его.

– Дмитрий Владимирович не сомневался в том, что ты упал с лестницы, он сомневался в других увечьях, – взяв друга за руку, я заглянула ему в глаза. – Он столкнул тебя? – Алекс снова кивает, и я снова взрываюсь. Отпустив руку друга, я отхожу в сторону, чтобы не стукнуть его с горяча. – Он почти испортил тебе жизнь, и ты думал, что вот так легко сможешь об этом забыть?

– Да, Петра, я думал, что смогу, – упрямо закричал он, забывая о том, что вокруг нас люди. – Я верил в свои силы и надеялся, что смогу простить его за то, что он трусливо бросил меня одного на чёртовой заброшке, после того, как сам столкнул!

– Ты понимаешь, как убого это звучит? – Потрясённо спросила я, вспоминая, как сильно страдал Алекс в больнице. Никто не знал, сможет ли он вернуться к танцам, которые всегда были для него смыслом жизни, и потому, как только Алексу сняли гипс и дали команду «можно», он, не щадя себя танцевал, танцевал и танцевал. Он убеждал всех и самого себя, что так сможет быстрее восстановиться, но я видела в нём жутко напуганного человека. Алекс танцевал не для того, чтобы быстрее восстановиться, а для того, чтобы убить в себе страх. – Чем ты думал?

– Сердцем я думал, ясно? – резко ответил он, развернувшись ко мне. – Я знаю, что это звучит глупо, поэтому никому не говорил о нём.

– А зачем, тогда сейчас об этом заговорил? Думаешь, мы поймём и примем? Хрена с два!

– Я и не прошу его принять, я сделал это, чтобы проще от него отказаться, – тихо проговорил Алекс, грустно вздыхая. – Петра, я люблю его.

– Это повод простить?

– Это повод бороться, – бормочет он, неотрывно смотря на меня. – По крайней мере я так думал, пока мы, проходя через трудности, становились ближе. Я думал, что любовь поможет нам.

– Любовь, это не исцеление и не пилюля от всех болезней, хватит к ней так пренебрежительно относиться, – любовь в конце концов может убить. – Ладно, я могу согласиться с тем, что с некоторыми трудностями, любовь может помочь справиться, но блядь то, что произошло с тобой, это… Алекс, тебя нашли ночью в крови на какой-то заброшке и ты сейчас втираешь мне дичь про то, что любовь – это повод бороться?

– Петра, я гей, а он хренов гомофоб.

– Уверен?

– Да, Петра, послушай меня. Ваня самый обычный парень из самого обычного района, где за каждым углом, тебя то гопник поджидает, то маньячина с ножом жаждет выпотрошить твои кишки. И он испугался, когда понял, что его тянет к парню…

– Хочешь сказать, что это повод избить парня, к которому тянет? Или это у вас новый вид ухаживаний? А чтобы уж наверняка добиться внимание ухажёра, надо столкнуть его с лестницы, чтобы далеко не сбежал?!