Лена понимающе кивнула и опустила глаза в пол.

– Так значит, мы с тобой больше не друзья? – спросила Лена с опаской.

Лужнин сдержанно улыбнулся и как-то обречённо вздохнул.

– Конечно, друзья, но я прошу тебя не забывать, что Хигир тоже мой друг.

– Я уже поняла, – предупредительно подняла она ладонь вверх.

– Ты умная девушка, – улыбнулся Лужнин и, намекая, что ему пора работать, а ей уходить, перевёл взгляд на документы и продолжил работу.

Но она так и продолжала сидеть на диване и с интересом смотреть на него.

Он с очаровательной улыбкой поднял глаза: «Ты так и будешь здесь сидеть? Иди уже».

Лена заулыбалась в ответ, покорно встала с места и направилась к выходу.

– Значит, в остальном у нас с тобой всё по-прежнему? – не отставала Фадеева, словно не веря ему и требуя подтверждений его обещанию.

– Да, – нетерпеливо ответил Лужнин, улыбаясь.

– Я рада, – весело бросила она и вышла из кабинета.

Лужнин ещё некоторое время смотрел на дверь, за которой только что скрылась студентка, и, почесав затылок, со вздохом сказал сам себе:

– Что я делаю?…

У Лены словно груз с плеч свалился. Она была довольна не только наладившимися отношениями, но и тем, что в них появилась некая ясность. Исчезли неоднозначность и недосказанность. Больше не надо было додумывать и гадать, всё встало на свои места. И снова на первый план в её жизни вышел Хигир.

Но с ним отношений как раз не было никаких – от слова «совсем». Он вёл себя очень холодно и надменно, словно никогда ничего не испытывал к ней. Лужнин убеждал Лену не торопиться, говоря, что Хигиру нужно дать время на борьбу с собственным самолюбием, и предостерёг, чтобы она не пыталась идти на примирение, по крайней мере, сейчас. Девушка терпеливо ждала.

Однако и Лужнин, несмотря на все его слова, постепенно отстранился. По его инициативе они стали разговаривать только по телефону, никаких личных встреч больше не было, а увидеть его можно было только на лекциях.

И на этом фоне в её жизни неожиданно снова появилась Настя.

Подойдя к Лене на перемене, что вызвало у неё и удивление, и радость, Настя предложила встретиться после занятий. Фадеева охотно согласилась. Девушки пошли в кафе рядом с университетом. Разговор начала Настя.

– Ты знаешь, я тут подумала… Ты права, я не должна вмешиваться в твою жизнь, да и в его тоже. Я бы снова хотела с тобой дружить. Ты не против?

– Конечно, нет! – радостно воскликнула Фадеева.

– Мне нелегко было принять это решение. Но я больше не буду вам мешать. Только у меня просьба: не рассказывай мне ничего про ваши отношения и про свои чувства к нему тоже. До тех пор, пока я окончательно не успокоюсь.

– Хорошо. Честно говоря, я не думала, что наша дружба когда-либо возобновится.

– Я тоже. У меня в голове долго крутились твои слова, что нужно самой нести ответственность за свою жизнь. Правда, они долго меня бесили. А потом дошло, о чём речь.

Девочкам сначала пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вернуть общение в прежнее беззаботное русло. Неловкость постепенно исчезла, хотя были периоды, когда приходилось подолгу молчать, потому что было не о чем говорить. О Хигире было нельзя, а Лужнин строго-настрого запретил Лене рассказывать кому-либо об их общении.

Лужнин обожал гонки. Профессионально оборудованный автодром, дорогие машины и мастера, колдующие над ними, зрители, красивые девочки, денежные ставки, спонсоры, соревнования, тренировки, костюмы, шлемы… Он чувствовал себя здесь как рыба в воде, тем более что был неплохим гонщиком, и, как бы ни складывался заезд, ему практически всегда удавалось оставаться в пятёрке лучших.