Исполняя волю конунга, в Хлейдр тогда съехались самые красивые девушки и женщины Датской державы. Однако всех их затмила Герута59, дочь Хрёрека конунга. Совсем еще юная, тонкая, стройная, с легким румянцем, несмелой улыбкой, пока не познавшая силу своей красоты, она взошла в палату, как яркая звезда на вечернем небе. Густые пепельные волосы падали ей на плечи, ореховые глаза влажно блестели, а нежная кожа лица и рук светилась, как яблоко на солнце. Стоило ей пройтись в белом платье с расшитой бисером повязкой на лбу, золотыми обручами на тонких запястьях и желтыми кистями на поясе, как все мужчины были готовы сдаться ей в плен. С тех самых пор стали звать ее Герута Краса Данов. И не было гостя на пиру, кто не мечтал, чтобы она сидела и пила с ним рядом.
Многие мужи ласково смотрели на Геруту, но более всех ею был заворожен Харальд, сын Хельги. С первого взгляда полюбилась ему дочь конунга так, что он видел ее одну и думал только о ней. Лед его глаз и сжатых губ растопила восторженная улыбка, что заметил зорко глядевший по сторонам княжич Харальд. Он возлагал большие надежды на сына Хельги. Видя, какими глазами тот смотрит на его сестру, он попросил Геруту поднести Харальду рог с пивом. Тут как раз объявили, что женщины могут садиться с мужчинами, где каждая пожелает. Место на скамье Харальда было свободно. Тогда Герута, чтобы угодить любимому брату, не пошла к себе, а села рядом с его гридем. Так провели они тот вечер вместе.
И до того легко и славно было Харальду с юной княжной, что слова сами слетали с его языка, как стрелы с тугой тетивы. Он говорил ей всякие нежности и клялся выполнить любую просьбу, лишь бы Герута и в другой вечер разделила с ним скамью. Девушка же, захмелев и осмелев от крепкого пива и ласковых речей, решила подшутить над ним. Она обещала Харальду вновь избрать его на пиру, если он не побоится простоять эту ночь в роще Одина60. Как будто не знала, что, кроме особых дней, туда могут входить лишь дроттары, а прочим, тем более в ночную пору, путь к ней заказан! Герута хотела посмеяться над обычаем мужчин давать пустые клятвы ради женщин. Но сын Хельги не был обычным мужем.
Меж тем служил у Хрёрека конунга доверенный человек по имени Бруне. На том пиру он следил за тем, чтобы у гостей не было недостатка в еде и питье, а заодно внимал их речам, не скажут ли они чего важного для ушей хозяина. Этот самый Бруне подслушал обещание Геруты и сказал о нем конунгу. Хрёрек Метатель Колец поразился просьбе дочери и приказал позвать ее к себе. Когда Герута предстала перед отцом, тот строго спросил ее, о чем она говорила с Харальдом. Княжна не стала отпираться и подтвердила свое условие и данное обещание.
– Слышу слова грозные, слова роковые, слова гибельные! – громко воскликнул конунг. – Но никто не вернет сказанного и не избежит, что ему суждено.
Тем временем сын Хельги, выйдя из палаты конунга, даром слов не тратил. Харальд надел кольчугу, взял меч и щит и бодро пошел к роще Одина.
XXV
В эту ночь налетел сильный ветер, что проникал под крышу домов и задувал огонь в очаге. Ранним утром Харальд вернулся бледным и усталым и, не говоря ни слова, прошел в свою клеть, где проспал весь день, как убитый. Когда он явился в большой зал, люди пытались выведать, что он видел в эту ночь. Но Хрёрек Метатель Колец и Харальд Сын Конунга ни о чем его не спрашивали, а другим он был волен сказать или не сказать. Многие подходили к нему с догадками, но уходили без отгадок. А как позвали гостей за стол, так и оставили его в покое.