– Ну как же? – в свою очередь изумилась женщина непонятливости судьи. – Это из-за него рушится наша семья.

– Да почему это из-за него? – уже не скрывал возмущения Кулиш.

– Да ну как же? – искренне не понимала тупости председательствующего Антонина. – Если бы Петрович не отправил моего Васятку раньше времени домой, то всего бы этого не было и семья бы наша не рушилась. А теперь Васятка отказывается со мной жить.

Зал загудел. Фёдор Степанович осушил второй стакан. Старая дева, общественный обвинитель, стала усиленно протирать очки.

– Я всё же не могу понять, Антонина, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Кулиш, – от нас чего ты хочешь? Чем мы можем помочь в ваших семейных делах?

– А накажите Петровича и Васятке скажите, чтоб домой шёл, – уверенно потребовала женщина.

– Это ваши семейные дела. Разбирайтесь сами. Мы тут при чём?

– Вас поставили судить, вот и судите по справедливости. Не хотите наказывать начальника? Ладно, не надо! У вас никогда начальство не виновато! Но Васятку верните домой!

– Да забирай ты своего Васятку и иди себе… – начал закипать Фёдор Степанович.

– Ну, так вы ему скажите, чтобы домой шёл, – не отступала женщина.

– Да как я ему скажу? Он взрослый человек, сам знает, что ему делать.

– Не хотите, значит, по-хорошему, – в голосе женщины прозвучала угроза, – и на вас управа найдётся. Я в горком пойду!

– Да иди, иди куда хочешь!

– И пойду! Я этого так не оставлю! У нас семья рушится, а тут такое равнодушие. Вы ещё попомните меня, Фёдор Степанович!

– Мухин, дорогой, – взмолился общественный судья, – забери нах… бога ради, свою жену и идите, дома разбирайтесь, а то я уже них… ни хрена не соображаю. Все мозги за… замучила в доску! Заседание товарищеского суда объявляю закрытым! Просьба всем разойтись к е… едрёной маме.

Фёдор Степанович вылил остатки воды в стакан, но не выпил, а плеснул себе за ворот рубахи и повалился на стул, растирая ладонью грудную клетку.

– Дурдом, – пробормотал он, глядя на весёлую публику, покидающую зал. – Такого цирка у меня ещё не было.

Последней зал покидала чета Мухиных. Антонина, вцепившись в руку мужа, пыталась тянуть его к выходу и приговаривала:

– Васятка, ну пойдём домой. Ты же слышал, что сказал Фёдор Степанович: чтобы ты забирал меня домой и там разбирался. А я согласная. Я и курочку приготовила, как ты любишь, и оладушков напекла. Ну, пойдём домой, Василёчек…

На нашей шахте сменилось руководство. Пришёл молодой, красивый, энергичный директор с огромным багажом идей. Жизнь на предприятии завертелась с новой силой. Как говорится, новая метла по-новому метёт, и вместо старых кадров на шахте стали появляться новые лица. Причём преимущественно среди женского персонала. На шахте, как и в армии, мужчины составляют подавляющее большинство, и к женщинам у шахтёров особое отношение: как конторских работников их тихо, а иногда и не очень тихо, ненавидят, но как представительниц прекрасного пола обожают. Надо сказать, что наши конторские дамы и до этого отличались привлекательностью, но с приходом нового директора стали появляться просто красавицы. Что наш директор – страстный поклонник женщин, всем стало известно очень быстро. Очередную любовницу из аппарата управления стали называть «мамкой», что нисколько ту не смущало, пока она находилась в фаворе. Однако новый руководитель не отличался особым постоянством, и смена «мамки» не заставляла себя ждать. Но речь пойдёт вовсе не об этом.

Однажды директор не смог устоять перед красотой очередной претендентки на рабочее место и принял её в бухгалтерию на освободившуюся должность: ее предшественница пенсионного возраста ушла на заслуженный отдых со всеми полагающимися почестями. Звали молодую красавицу Елена. И она действительно была прекрасна во всех отношениях. Высокая, стройная, улыбчивая… Притязания директора отвергла сразу, и он быстро к ней остыл, благо на его век красавиц хватало с избытком. Зато на Леночку запал мой коллега, начальник третьего участка Сергей Петрович Парфёнов, в общении с друзьями – просто Серёга или Петрович. И ведь женатый человек, жена тоже далеко не уродина, двое детей. У Лены детей пока не было, но муж-то был – и, судя по поведению молодой женщины, любимый муж. Однако на Серёгу это не имело никакого влияния. Уж как он не подъезжал к предмету своего обожания! И конфеты с тортами приносил в бухгалтерию, и шампанским баловал весь отдел, и рассыпался в комплиментах. Но красавица твёрдо держала дистанцию, не давая даже повода усомниться в её порядочности. Серёга, в полном смысле этого слова, начал сохнуть. Дела в семье и на руководимом им участке пошли резко вниз. Друзья знали о его безнадёжном увлечении, сочувствовали ему, пытались вразумить, но тщетно.