– Товарищи, это же вам не балаган! Будьте благоразумны! Решается судьба вашего товарища! Вам что, хочется, чтобы его посадили?

Этого никому не хотелось, и зал притих. Смеяться, конечно, не перестали, но делали это уже не так громко. Как только стало немножко потише, судья продолжил:

– Может быть, кто-то сможет перевести на нормальный язык, что тут нагородил этот нах-них? Что скажет общественный защитник?

Общественным защитником от участка был выдвинут я. Язык своего товарища я хорошо понимал, но даже не это было главным. Мне были в подробностях известны все обстоятельства этого «запутанного» дела, поэтому я был тоже не прочь блеснуть красноречием:

– Товарищи! Двадцать пятого числа Вася Мухин и Казбек Алиев крепили в восьмом штреке лебёдку. Вася вставил в металлическую лапу четырёхметровый откос. К лапе на цепи крепилась лебёдка. Чтобы лебёдку не сорвало при погашении арочной крепи, её нужно надёжно закрепить. Откосом служило бревно, мокрое и тяжёлое. Чтобы распереть откос между кровлей и почвой, нужно было подбить низ откоса. О чём Василий и попросил Казбека. Но Казбек по-русски понимает плохо…

– Да, плохо понымаю, савсэм плохо, – выкрикнул со своего места Алиев. – У мэдвэда лапа есть, у человэка лапа есть, у лэбьётка лапа – нэт.

– Вот, сами видите, – продолжил я. – Вместо того чтобы подбить лапу, Алиев врезал Васе кувалдой по ноге…

– Он сказал, что у нэго железный лапа, – опять выкрикнул с места Казбек. – Я подумал, навэрно, протэз. Я лэгонько попробовал – нэ сылно ударыл.

– Ага! Не сильно! – воскликнул подсудимый. – У меня аж с конца закапало…

– Мухин, не забывайтесь! – строго сказал председатель. – Вы в суде, а не в забое. Защита, продолжайте.

– Ну, Казбек нанёс пробный удар слегонца по ноге Василия кувалдой. Понятно, что больно. Тут пришёл начальник участка. Осмотрели ногу. Начальник предложил Васе обратиться в здравпункт, потому что было подозрение на перелом, но Мухин отказался. Тогда Петрович говорит: «Иди домой, Вася, дам тебе пару отгулов на лечение, если нет перелома. А если перелом, тогда иди в больницу». Вася пришёл домой на пару часов раньше обычного и застал жену с любовником. Гришка убежал. А жене куда деваться? Вот Василий и не сдержался – наказал за супружескую неверность. Поэтому я прошу товарищеский суд учесть все обстоятельства дела и быть снисходительными к нашему товарищу, передовику производства, скромному в быту и в личной жизни, примерному семьянину и труженику.

На этом моё красноречие иссякло.

– Да уж, – пробормотал растеряно Фёдор Степанович, – дела-а. Как же так, Антонина, – обратился он к женщине в первом ряду, на которую до сих пор никто не обращал никакого внимания, – сама набедокурила и на мужа жаловаться пришла?

Женщина подняла голову, затем встала. Оба её глаза почти полностью скрывались за чёрными кругами, поблёскивали только две узкие щелочки. Это была жена Василия Мухина, женщина с аппетитными формами, в скромном платье и при этом с ярко накрашенными губами, что только усиливало впечатление от мастерски проделанной работы мужа.

– Да нешто я на моего Васятку жаловаться пришла? – удивилась, с нотками возмущения в голосе, женщина. – Мой Васятка хороший! Я бы на него ни в жисть жаловаться не пошла. Подумаешь, ударил разок. Делов-то! Других баб без дела колотют мужики – и ничего, не жалуются.

– Я вас совсем не понимаю, – вытаращил глаза председательствующий, затем налил полный стакан воды из графина и залпом выпил. – Чего же вы тогда хотите?

– А чтобы ихнего начальника, этого Петровича, наказали.

– А его-то за что? – ещё больше удивился Фёдор Степанович.