– Как живой, – вздохнул Макарыч, – даже жалко губить такой шедевр. Но искусство требует жертв. Да, студент?

– Ради такого дела я ещё сваяю, – заверил ученик.

– А вон и Кастратушка едет, пойдём в ожидаловку, спрячемся, а как только проедет, будем посмотреть на этого умника.

Через несколько минут Федя Кострицкий, набирая разгон перед поворотом, подал звуковой сигнал. А ещё через мгновение он заметил лежащего без сознания на рельсовом пути человека, на которого неотвратимо надвигался его гружёный состав из полусотни вагонеток. Остановить махину уже не могла никакая сила. Федя с ужасом и осознанием своего бессилия повлиять на ситуацию наблюдал, как его электровоз легко переехал жертву, в которой он узнал человека, обиженного им всего пару часов назад. Да, совсем недавно Макарыч был весёлый, живой, жизнерадостный – и вот…

Духу осмотреть перерезанное тело у Фёдора не хватило. В шоковом состоянии, остановив состав, он выскочил из кабины электровоза и побежал в сторону опрокида. Первый, кого он увидел, был опрокидчик Лёня.

– Лёня! – закричал перепуганный насмерть машинист электровоза. – Я Макарона, кажись, переехал.

– Как переехал? Где? – приходя в состояние ужаса, спросил рабочий.

– Там, на повороте. Затормозить не успел… Он уже на рельсах лежал… бледный такой… и глаза уже закрытые.

– А ученик его? Они же вместе пошли.

– Не знаю, я только Макарона видел. Он один на рельсах лежал и не дышал уже. Лёня, пошли, посмотрим.

– Не-е-ет, я покойников боюсь. Представляю, какая там каша… Бр-р-р! Давай лучше горняку скажем, он только что с породного бункера звонил.

Вызвали горного мастера, и уже собрались было идти с ним осматривать место несчастного случая, как к ним, живой и невредимый, подошёл с невинным выражением лица Макар Макарович собственной персоной в сопровождении своего весёлого ученика. Федя потерял сознание…

Лучше всех эту шутку оценил директор шахты. Не успел электрослесарь Сосновский помыться в бане, как начальник отдела кадров вручила ему далеко не в торжественной обстановке трудовую книжку с записью «в связи с переходом на пенсию».

Путь на любимую шахту был отрезан окончательно и бесповоротно. Однако недолго пылился без дела талант Макарыча. По осени играли свадьбу старшего внука. Все гости были в неописуемом восторге от шуток и розыгрышей бывшего слесаря. Свадьба под руководством деда прошла на ура и на одном дыхании. Обычно свадьбы в наших краях проводят в два дня, а эту по просьбе родственников и соседей пришлось растянуть на три – так было весело. Через некоторое время его пригласил сосед провести свадьбу дочери. Так Макарыч стал нештатным тамадой. Казалось бы, живи, наслаждайся любимым делом, так нет, оставаться в рамках приличия надолго было не в его характере.

Однажды на свадьбе солидных людей, к которым из-за границы приехали близкие и дальние родственники – а для них, собственно, и предназначалось это шоу, – Макар Макарович проявил себя с самой отвратительной стороны. Будучи человеком простым и «без мух в голове», как он говорил, Макарыч почувствовал себя неуютно среди чопорной, демонстративно малопьющей, культурной и насквозь фальшивой публики. «Ну ладно, – подумал он, – покажем вам, кто вы есть на самом деле». И принялся самыми иезуитскими методами накачивать гостей алкоголем. Первым делом он убедил всех присутствующих, что не пить до дна означает кровно обидеть молодых. Оставлять на слёзы в рюмках водку – желать молодым горькой судьбы. Когда дело дошло до даров, тут уж Макарыч развернулся вовсю, наливая по полному фужеру водки и заставляя пить не только дарящих, но и всех остальных – для моральной поддержки. Всё фиксировалось на видеокамеру, которая в то время считалась особым шиком и признаком солидности мероприятия. Тамада призывал родителей не скупиться на водку, а родственников – на подарки. Первые были в этот момент очень довольны тамадой, чего нельзя было сказать о прижимистых родственниках из Германии. К вечеру не осталось ни одного трезвого человека на свадьбе, за исключением Макарыча, который добросовестно относился и к работе тамады, и к обязанностям оператора.