Очень похоже было, что и январский репертуар нашу Анну Александровну не порадовал.

— Пока не знаю, будет ли на премьеры народ ходить, – сообщила она нам со Светланой Николаевной. – Это я вам скажу после того, как сама на просмотрах побываю. А вот насчет прочего репертуара мне уже сейчас ясно. Ну, зачем опять два раза включили «Ах, Невский!», «Не было ни гроша, да вдруг алтын» или идущую много лет «Страну Айгуль»? На них одни школьники и ходят! Тут только на «Эффекте Редькина» план можно вытянуть да, может быть, на премьерах. «Моя профессия – синьор из общества» – спектакль неплохой, но уж такой заезженный за три года! И «Эшелон» посмотрели все, он собирает людей только к дате…

Словом, вот так, сидя в платочке за столом, и разложила Житкова весь репертуар по полочкам, деля спектакли на те, которые зрителя дают и которые не дают. Она уже ушла бесшумно в валенках на мороз – ездить с билетами по организациям – а я все смотрел и смотрел на жирные синие строки январского репертуара и думал о странности наших оценок.

Разных людей я повидал в театре и разных точек зрения наслушался.

То, о чем гудела администраторская, – было, пожалуй, взглядом из окопа, ближе всех расположенного к передовой – то есть к зрительской массе, – взглядом острым и живым, но порой не поднимающимся выше окопного бруствера. Не все было видно с моего бойкого места – хотя и многое. А вот в то время, когда я скрипел ботинками по паркету театра, встречая зрителя, на спектакли тихо и без помпы ходили московские критики. Они тоже, что называется, по косточкам разобрали репертуар – но уже с других эстетических позиций. За некоторые неудачи театру изрядно попало от знающих сцену москвичей, но вот не слишком посещаемые «Вишневый сад» и «Ах, Невский!», так оригинально поставленный в Уфе приезжавшим профессором театрального училища им. Щукина А. М. Поламишевым, получили большое одобрение. «Прежде всего мы высоко ценим художественную ориентацию, на которую направлен театр», – сказали критики на заключительной встрече с творческим составом, имея в виду и то, что театр в попытках завоевать зрителя не сбивается на «шлягеры» для невзыскательного вкуса, а, напротив, старается будить мысль и нравственное чувство, не отказываясь от сложной в художественном отношении драматургии, на которой только и можно поднять сценическое мастерство и привлечь вдумчивого театрала…

Но давайте честно положим руку на сердце: разве нет правды и в словах нашей распространительницы билетов Анны Александровны? Ведь, в конечном счете, за ними стоит мнение многих тысяч зрителей – а зритель, как известно, голосует не на худсоветах: когда спектакль ему не по душе – он просто на него не приходит…

В этом свете в разительном контрасте с остальным репертуаром выступает октябрьская премьера театра – «Эффект Редькина», комедия-гротеск. На ней происходит то единение сценического действа со зрительным залом, ради которого и трудится в поте лица театр; когда «кипят» – по классику – и партер, и кресла; снуют, чтобы всех рассадить, озабоченные администраторы, когда и распространитель доволен, и артист – и зритель не внакладе… «Ты не смотрел еще „Редькина“? – спросили меня знакомые еще до того, как я устроился в театр. – Сходи, интересная вещь!»

Думается, в данном случае Русскому театру удалось нащупать нерв зрительского интереса. Разные времена пережила наша страна – но такого обновления и очищения давно не было. Мы похожи на людей, которые долгое время смотрелись в кривое зеркало – и лишь сейчас без прикрас и бодрячества пытаемся вглядеться, наконец, в свое реальное лицо. Те, кто следит за духовным процессом нашим, знают, что бывает, настанет час – когда писатель, вдруг устав от иносказательной образности, садится за прямую публицистическую статью, где называет своими именами черное и белое; когда общество требует сиюминутно «моментальных снимков» из своей жизни – в репортажах, документалистике, искусстве, чтобы разобраться в самом себе.