Со стороны кухни послышался стук.

Я нахмурился и наспех вытерев руки, поторопился на звук.

Оказывается, вся сметана уже растеклась по плитке и была непригодна к обеду. Казус.

Я нахмурился сильнее, не заметив на кухне Тани.

Нина развела руками, а затем практически незаметно указала пальцем за холодильник, как раз у двери в кладовую.

Я тихонько прошел мимо стола, переступая испорченную сметану, и заглянул за холодильник.

Малышка сидела в углу прижав коленки к груди и тряслась от страха.

Я вздохнул и присел рядом с ней на корточки.

― Нин, будь добра, сходи на улицу, в моей машине есть еще банка сметаны, ― взял себе домой, и как оказалось не зря.

― Нет! ― громко выкрикнула девочка, хватаясь за холодильник.

В этот момент в ее глазах промелькнул ужас, из‐за которого в моей душе все сжалось.

Что черт возьми происходит?

― Не оставляй меня, Ниночка.

― Ты чего, Танюша? ― уточнила Нина, взволнованно глядя на ребенка.

― И правда, ты чего испугалась? ― поинтересовался я, и уселся на пол. ― Нина, иди. Нам надо поговорить с Таней.

Женщина кивнула и оставила нас одних на кухне.

Я снова посмотрел на Таню, которая абсолютно не могла скрыть своего страха. Как сделала бы это, например, взрослая женщина.

― А теперь рассказывай, чего ты так испугалась? И не обманывай меня. Я хочу знать о всех твоих страхах.

Девочка продолжала смотреть на меня испуганным взглядом и трястись.

Мне черт возьми, дико не нравилось ее состояние и то, что она так сильно боится. Меня боится! Человека, который защитит ее от любых бед.

Я протянул ей свою руку, и малышка недоверчиво вложила в нее свою маленькую ладонь. Я сжал крепче, а в следующую секунду подхватил Таню на руки и понес в сторону комнаты. Девочка заглянула за мое плечо, смотря на разлитую сметану. А когда мы оказались в гостиной, она заметно выдохнула.

Я усадил Таню на диван, а сам присел рядом с ней. Посмотрел в глаза, отметив, что страх никуда не исчез.

― Я хочу знать, почему ты так сильно испугалась? Это же всего лишь разбитая банка.

― Со сметаной, ― уточнила девочка, хмуря бровки и опуская взгляд вниз, на свои ручки.

― Да, и что?

― У меня пальчик болит, а банка скользкая, потому что мокрая, и случайно выпала.

― Танюша, я не спрашивал, как это произошло. Упала банка, хрен с ней. Извини, ― опомнился, что разговариваю с ребенком. ― Упала, да и упала. Почему ты так сильно испугалась?

Она пожала плечами.

― Я подумала, что ты заставишь меня… ― она замолчала, и склонила голову еще ниже, пряча от меня свою боль.

Какого хрена?

― Что, заставлю?

― Слизывать с пола.

Я ошарашено уставился в ее лицо, и тут же крепко сжал руки. Даже дыхание сбилось от шока.

Да какого шока? Я охренел в буквальном смысле этого слова.

― Тебя заставляли в детдоме слизывать еду с пола?

― Да. Я однажды уронила тарелку с супом. Мне поставили подножку, и я упала. Тарелка вылетела из рук. И воспитательница сказала, что это моя порция, и я должна ее съесть. Я сказала, что не стану этого делать, а она пригрозила закрыть меня в черном чулане. А там пауки. Я их очень боюсь.

Внутри жгло огнем от ненависти к той твари, что посмела манипулировать ребенком и угрожать.

И Таня явно не единственная, кто с этим столкнулся.

― Что было потом?

Девочка наконец‐то подняла голову, и я заметил в ее глазах слезы.

― Я попробовала сбежать, но Наталья Андреевна схватила меня за волосы и силой притащила к тому месту, где я разлила суп. Она ткнула меня в него и заставила есть.

Каких усилия мне стоило не двинуть кулаком по стоящему рядом столу.

Какая тварь! Урою, суку!

― Иди ко мне, ― протянул к ней руки и Таня сразу же пересела ко мне на колени, прижавшись головой к грудной клетке.