Софья чувствует, что дела мои обстоят неважно, и всячески старается поддержать меня. Я в десятый раз перечитываю конспект и в отчаянии кладу его под подушку. Вчера вечером тетя Марта сказала мне, что я отъявленный безбожник, отсюда и все мои беды. Я ответил, что, по-моему, самый безбожный безбожник – это сам Бог, который лишил меня покоя, а ее – стипендии. Тетя Марта заявила, что Господь не простит мне подобного богохульства. Я сказал, что чихал я на этого Бога. Тогда тетя Марта потребовала, чтобы я немедленно пал на колени и вымолил у Всевышнего прощения, иначе он лишит меня дара речи. На это я ответил, что Всевышний уже лишил меня языка: второй раз выхожу на экзамен и ни разу не могу вымолвить ни слова! Тогда тетя Марта испуганно перекрестилась, плюнула и с шумом захлопнула за собой дверь…

…Сегодня утром я снова иду на экзамен. На всякий случай я решаю последовать совету тети Марты, становлюсь на колени перед кушеткой, воздеваю руки к потолку и молю Бога:

– Боже, прежде всего прошу тебя, сделай так, чтобы этот прогнивший потолок не обрушился мне на голову… Потом, Боже всемогущий, сегодня, в десять часов утра, у меня экзамен по политэкономии. Ты знаешь, что такое товар?[19] Корова, свинья и козел – это не товар, как я думал раньше. Но, с другой стороны, корова, свинья и козел могут стать товаром. Не понимаешь? Я тоже не понимаю. Потому и прошу тебя – помоги мне сдать этот предмет! Не позорь меня перед Илико, Илларионом и бабушкой! Только не говори, что в мои годы ты учился на круглые пятерки! Это ты брось! Илларион тоже так говорит! Вы, старики, только и умеете, что читать молодым нравоучения!.. Если уж ты такой умный, забудь про вчерашнее и помоги мне на экзамене! Вот это будет по-божески! Нет, в самом деле, что тебе стоит подбросить мне одну захудалую тройку?! Ну как, Боже, ты слышишь меня?!

– Эй, кто ты такой?! – раздался вдруг громкий окрик.

У меня со страха кровь застыла в жилах, во рту пересохло.

– Тебя спрашивают! – повторил голос.

– Я… Я… Я – Зурико…

– Вашаломидзе?

– Да, Вашаломидзе!

– И не стыдно тебе жить без прописки?

– Что?

– Ступай немедленно за мной в милицию! Там я тебе покажу «что»!

Кровь снова потекла по моим жилам.

– А кто ты такой? – спросил теперь я и обернулся.

Передо мной стоял высокий, тощий мужчина в видавшей виды шляпе, с истертым портфелем под мышкой, – наш управдом Доментий.

– Дядя Доментий! – состроил я гримасу.

– Черт тебе дядя! – состроил гримасу Доментий.

– Товарищ Доментий! – поправился я.

– Какой я тебе товарищ? – оборвал меня Доментий.

– Ну, тогда мне все равно, кто ты, – взорвался я, – отстань от меня, я спешу на экзамен!

– Придержи-ка язык! Одевайся поживее и марш со мной! – рявкнул Доментий и засунул руку в карман.

– Вынь руку из кармана, а потом разговаривай со мной! – повысил голос я.

Доментий даже застонал от удивления.

– Да ты!.. Да как!.. Как ты смеешь! Молокосос!..

– Говорю тебе по-человечески: оставь меня в покое, сегодня у меня экзамен! Завтра я сам пойду в милицию!

– Нет. Ты пойдешь сегодня, иначе завтра тебя поведут силой!

Я понял, что Доментий не шутил. Софья догадалась, что я оказался в безвыходном положении, и начала истошно мяукать.

– Заткни ей глотку, не то вышвырну в окно! – сказал Доментий.

Софья испугалась и замолчала. Я оделся. Через пять минут мы уже спускались по Варазис-Хеви.

– Нет у тебя сердца и жалости! Человек собирался на экзамен, а ты его тащишь в милицию, – сказал я.

– Это у меня нет сердца? – обиделся он.

– У тебя! У кого же еще?

– А у тебя оно есть? Вот ты живешь без прописки и не думаешь о том, что отвечать-то за тебя придется мне! Скажут – Доментий покрывает непрописанных, Доментий с них… А ты мне что-нибудь давал? Ну скажи, давал ты мне хоть одну копейку?