– Так мы, аборигены, называем Петропавловск Камчатский.

Теперь мы уже смеёмся вместе.

– Так вы оттуда?

– Нет, – отвечает он, вытирая слёзы. – Теперь я уже «оттуда». Из Ленинграда.

– Из Санкт-Петербурга.

– Для меня он ещё Ленинград. Санкт-Петербург – это что-то другое.

– Вы там бывали и раньше?

– Я там учился.

– Университет?

– ЛВМИ.

Гостиничный ресторан почти пуст. Вместо люстр светятся лишь редкие лампы на столиках. Но оркестр играет. Тихие мелодии льются медленно, словно нехотя. Полумрак, игристое вино, опытный партнёр в танце – и вот уже не существует ни рук, ни ног, ни оркестра, ни зала. Есть только танец, праздник движений, в котором растворяется и плывёт всё моё существо – безмолвное и бестелесное. «Вам холодно?» – «Нет-нет.» – «Отчего же вы так дрожите?» – «Я дрожу?» – «Да. Вы словно лист на ветру.» – «Как поэтично: лист на ветру.» – «Поднимемся ко мне в номер?» – «О, да. Да. Да…»

– Нет!!!

Дорогой мой, милый, желанный Валерий Аркадьевич. Как я вам благодарна за сегодняшний вечер.

– Мы сможем встретиться завтра?

– Конечно.

– Как только стемнеет?

– Да. Как только стемнеет. Простите. Если можете, простите меня.

Он целует моё запястье.

– Вам нет нужды просить прощения.

– Я…

– Не надо! Не надо ничего объяснять. Я провожу вас.

– Нет. Пожалуйста, не надо.

– Муж?

– Нет никакого мужа. Но всё равно не надо.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

Он улетает в понедельник. А до окончания курса лечения целых три дня. И потом ещё контрольный мазок. Неужели никак невозможно ускорить?

– Нет, нет и нет!

Людка тверда как камень. Сроду и не подумаешь, что эта росомаха может быть такой. Прямо фельдфебель в юбке!

– Впрочем…

Я оживляюсь. Но оказывается, что зря.

– Если тебе не нужна стопроцентная гарантия, то можешь прервать лечение хоть сейчас.

Ох, и врезала бы я тебе! «Не нужна»… Нужнее, чем когда бы то ни было.

– Вообще-то, – продолжает она задумчиво, – можно, конечно, воспользоваться презервативом…

– Всё, – я поднимаюсь со стула. – Вопрос исчерпан.

Он демонстрирует мне квартиру, купленную для Светы.

– Ну, как?

– Роскошно, – отвечаю я, заглядывая в постельный ящик. – Гляди-ка, полный комплект.

– Не скрою, была задняя мысль…

Он целует в шею, и у меня перехватывает дыхание.

– Ну-ну, – с трудом произношу я. – Не будем устраивать в квартире ребёнка…

– Не будем, – кротко говорит он и отходит к окну.

– Они будут жить тут с матерью?

– Не знаю, – пожимает он плечами. – Кажется, хотят поменяться с бабушкой. У неё трёхкомнатная.

Хочется спросить, куда же они денут свою, но одёргиваю себя: какое мне дело!

Глажу его плечи и тычу носом между лопаток.

– Завтра самолёт, – говорит он, не поворачивая головы.

– Я знаю. Тебя будут провожать?

– Света хотела.

– Тогда простимся сегодня.

В такси он целомудренно держит меня за руку. В его номере нас ожидает накрытый столик. С удивлением разглядываю рыжую бутылку.

– Коньяк? А где же шампанское?

– Шампанское – напиток радости, – говорит он и кладёт руки мне на плечи.

После третьей он пытается положить меня на лопатки. Сквозь ткань одежды ощущаю его могучую твердь, и две огромные слезы выворачиваются из-под век. Они катятся по щекам вразлёт, каждая по своей.

– Люба, – говорит он, осушая их губами. – Любушка. Ну, мы же…

– Прости, – хнычу ему в ответ. – Сегодня никак. Никак…

Он уже не успевает выпивать их, и подушка становится мокрой.

– Всё у нас ещё будет, – всхлипывая. успокаиваю я то ли его, то ли себя – Встретимся в Москве. Или в Питере. Правда?

Он кивает, и комната освещается его мягкой улыбкой.

Качаюсь в полутёмном автобусе и размышляю о том, как просто бывает иногда встретить свою «половинку». Стоит всего-навсего заразиться гонореей.